Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах
Шрифт:
— Сергей!
Красавица залилась румянцем и опустила глаза.
— Я хочу вас остепенить.
Возникла короткая пауза, поскольку в этот момент горничная внесла лампу.
— Прежде всего, я оплачу ваши долги, — снова заговорил Сергей, когда они опять остались наедине.
— Нет, это недопустимо.
— Но это все-таки лучше, чем толпы евреев, изо дня в день осаждающие вас.
— Хорошо, предположим, вы оплачиваете мои долги, — Зиновия смущенно поигрывала кистями халата, — но на каких условиях?
— На том условии, что впредь вы не станете делать новых.
— Это я обещаю.
— И что отныне будете рассматривать
Зиновия в крайнем изумлении взглянула на него.
— Не пойму, это я сошла с ума или вы. Вы не хотите меня любить, а сейчас предлагаете мне нечто такое, что я никогда бы не приняла даже от любящего мужчины. Я легкомысленная, мой друг, но гордая, и эта гордость гораздо надежнее оберегает меня от заблуждений и ошибочных шагов, чем могли бы уберечь строгие нравственные принципы ледяной добродетели. Я точно знаю — точнее, чем те, кто никогда не отклоняется от правил хорошего тона, — чт'о женщине дозволено, а что нет. Как я могла бы принять от мужчины, и тем более от совсем молодого — от вас, Сергей, — предложение предоставить в мое распоряжение свой кошелек? Это невозможно.
— Я ведь не собираюсь одаривать вас, сударыня, я только хочу навести порядок в ваших делах, а до тех пор, пока они не будут приведены в надлежащий вид, — давать вам взаймы все, в чем вы нуждаетесь.
— Нет, нет и еще раз нет.
— Я проведу переговоры с вашими кредиторами, потом осмотрю ваше имение, вероятно, в шею прогоню управляющего и найму нового. То, что еще осталось, выгодно продам или сдам в аренду, короче говоря, рассчитаюсь с долгами, введу расходы в определенные рамки и попытаюсь увеличить доходы.
— Это звучит уже чуточку лучше, — с улыбкой промолвила Зиновия, — однако признайтесь, что, собственно, вы собираетесь со мной делать? Что побуждает вас приносить ради меня такие жертвы?
— Если вы позволите мне быть искренним, — ответил Сергей, — то прежде всего — удовольствие, которое я нахожу в общении с вами. У меня ощущение, будто я подружился с греческой богиней, но как богине вам подобает жить в нескончаемом и блаженном веселье, а возможно ли такое с неоплаченными счетами?
— Вы правы, — воскликнула Зиновия, теперь сама протягивая ему руку, от всего сердца. — Я рада, что обрела вас, Сергей. В поклонниках у меня нет недостатка, но вот друга, верного, бескорыстного друга мне явно недоставало. Я счастлива, что наконец нашла его.
— И вы никогда не станете злиться, если я выскажу вам предостережение или мягко упрекну?
— Нет, разумеется, не стану. Напротив, я буду делать все, чтобы угодить вам, потому что не хочу потерять вас, Сергей, — никогда, вы слышите: никогда.
С этими словами Зиновия крепко пожала ему руку, обратив к нему открытое, красивое лицо, ставшее вдруг безоблачным и улыбчивым, словно весеннее небо.
Когда Сергей покинул ее, уже наступил вечер, дождь прекратился и ветер смел с небосвода мрачную пелену. И когда он, стоя внизу, поглядел вверх на ее освещенные окна, звездное небо показалось ему огромной золотой паутиной, в центре которой, точно исполинский паук, затаившись, сидит полная луна.
7. Змия
Что за женщина! Словно кошка огромных размеров, словно тигрица, она хватает сердце человека и с хладнокровной грациозностью разрывает его на части. Чего стоят голубиные души по сравнению
Уже в первой половине следующего дня Сергей пришел с доверенностью и предложил госпоже Федорович ее подписать.
— Стало быть, вы относитесь к делу серьезно? — промолвила она.
24
Графиня Ида фон Хан-Хан (1805–1880) — немецкая писательница и поэтесса, автор пользовавшихся успехом романов («Графиня Фаустина», 1841; «Цецилия», 1844; «Две женщины», 1845 и других), главными героинями которых были аристократичные женщины, желавшие жить свободно и наравне с мужчинами пользоваться благами бытия, что подразумевало также свободную любовь.
— Очень серьезно, как видите.
— Меня это радует. Проснувшись сегодня утром, я было уже подумала, что мне просто приснился хороший сон, не более того.
— Какое недоверие!
— Только к себе самой, а не к вам, поскольку я верю, что можно до безумия влюбиться в меня, однако не понимаю, как можно по-доброму ко мне относиться.
— А я прекрасно это понимаю.
— Если бы я могла хоть в чем-то быть вам полезной, — вздохнула Зиновия.
— Вы полезны мне больше, чем думаете, — возразил Сергей. — Вы дарите мне утешение и придаете мужества в период мучительной внутренней борьбы…
— Ах! Вы требуете от меня доверия, — перебила его красавица, — а сами, значит, скрываете от своей подруги какие-то тайны? Признавайтесь-ка, чт'о вас гнетет, отчего на сердце у вас тяжело? Что я могла бы для вас сделать?
— Ничего, Зиновия, кроме того, что вы уже позволили мне греться в лучах своего обаяния.
— Это очень мало, мне хотелось бы сделать больше. Я догадалась, вы пережили безответную любовь. Вам нужна союзница? Не забывайте, что в любых обстоятельствах вы можете рассчитывать на меня и что в подобного рода вещах я, вероятно, искушеннее вас.
— Может быть, поживем — увидим, однако сейчас речь не обо мне, а о вас. Я незамедлительно разберусь с претензиями ваших кредиторов, а затем на неделю распрощаюсь с вами и поеду в Цолкиев, чтобы навести порядок в вашем имении.
Он поцеловал ей руку и удалился, а она осталась сидеть в кресле, погрузившись в раздумья.
— Странный человек, — вполголоса проговорила она наконец, — я должна держать себя в руках, чтобы, не приведи Господи, в него не влюбиться.
Сергей в тот же день написал необходимые письма и уже на следующий собрал у себя на квартире кредиторов подруги. Его окружила целая коллекция диковинных кафтанов. Здесь сошлись кафтаныиз жесткого атласа и из скромного мериноса, [25] отороченные дорогой пушниной и усеянные жирными пятнами; черные, зеленые, синие, фиолетовые и серые. Эту картину дополнял комичный хор пронзительно кричащих голосов в диапазоне от исключительно низкого баса до самого жалостливого дисканта.
25
Меринос — ткань из шерсти овцы одноименной испанской породы.