Знахарь-2 или профессор Вильчур
Шрифт:
— Я спрашиваю: что означает это непонятное для меня письмо?
Кольский посмотрел на нее с ненавистью: он понял, что эта женщина хочет воспользоваться тем, что у него нет никаких доказательств ее измены. Он тихо сказал:
— Я думаю, что у нас нет поводов для дискуссии.
Она пожала плечами.
— Я не собираюсь дискутировать и не для этого пришла. Я бы хотела получить объяснения.
Кольский молчал.
— Я полагаю, что у меня есть на это право. Чтобы послать мне такое письмо, у тебя должны были
— Разумеется, были.
— Можно ли мне узнать их?
Он закусил губу.
— Ты знаешь их гораздо лучше меня. Никакая комедия здесь уже не поможет, потому что мое решение окончательное.
Она смерила его холодным взглядом и не без иронии спросила:
— А откуда тебе известно, что я хочу повлиять на твое решение? Почему ты в этом так уверен?
Кольский растерялся.
— Тем лучше, лучше для нас обоих, — буркнул он.
— Возможно, мой дорогой. Однако же ты понимаешь, что твое письмо меня оскорбило, и что я просто желаю удовлетворения в форме твоего объяснения, в котором ты не можешь мне отказать.
— Я к твоим услугам, — ответил Кольский, не глядя на нее.
— Если позволишь, я присяду?
Он подвинул ей стул и сказал:
— Ты изменяешь мне. Со вчерашнего дня у меня на этот счет нет никаких сомнений.
— Никаких сомнений? — повторила она удивленно. — Ну-ну, слушаю тебя!..
— Да, — взорвался он, изменяешь. Когда я позвонил, чтобы узнать, почему ты опаздываешь, служанка ответила, что ты дома.
— Так и сказала?
— Сказала что-то равносильное этому. Она сказала, что сейчас пригласит тебя к телефону, а вернулась с сообщением, что ты уехала. Если бы ты действительно уехала, она не могла бы об этом не знать. Ты была дома и не одна.
— Разумеется, — спокойно призналась Нина, — а в довершение всего была настолько наивна, что не предупредила службу об этом в случае твоего звонка.
Он иронично рассмеялся.
— О нет, ты не была наивной. Только ты не ожидала, что я позвоню, потому что была уверена в том, что я вовремя получил твое письмо. К сожалению, наиболее продуманные махинации иногда проваливаются: какая-то незначительная помеха — и все выходит наружу.
Лицо ее не отражало даже следа обеспокоенности.
Она спросила ровным тоном:
— И что же вышло наружу?
С выражением безразличия он сказал:
— Зачем нам затрагивать эти неприятные дела? Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь. Сегодня я уже не вправе делать это, так зачем?
— Так что же вышло наружу? — чеканя каждое свое слово, повторила она.
Он поднял голову и, не глядя на нее, сказал совершенно безразличным тоном:
— Если только непременно хочешь… Выяснилось то, что ты любовница ротмистра Корсака. Это он был у тебя вчера.
Кольский говорил это не только с убежденностью, но и с какой-то ожесточенностью. Самым неожиданным на свете было
— Ах, Янек, Янек! Мне должна льстить твоя ревность. К сожалению, в данном случае она совершенно беспредметна. Я думаю, что Корсак без большого сопротивления согласился бы на роль, которую ты ему приписываешь и, по крайней мере, на то, чтобы вообще быть в Варшаве, вместо того, чтобы мучиться на маневрах под Станиславом.
Кольский покачал головой.
— К сожалению, твой смех меня не убедил по той простой причине, что пан Корсак вообще не мучится на маневрах, а самым спокойным образом пребывает в Варшаве. Во второй половине дня вчера он был у тебя, а вечером — в собственной квартире, что я и проверил по телефону.
На лице Нины отразилось искреннее удивление.
— Но это же невозможно! Только позавчера я получила от него сообщение, где он пишет, что вернется не ранее чем через месяц. Это какое-то недоразумение.
— Здесь нет никакого недоразумения, — возмутился Кольский. — Я не собираюсь скрывать это от тебя. После двенадцати я позвонил ему на квартиру и спросил, могу ли я поговорить с паном ротмистром. Я услышал ответ, что он у аппарата и возмущен, что ему ночью не дают спать.
Нина усмехнулась.
— Ты просил ротмистра? И назвал фамилию ротмистра?
— Зачем же мне ее называть? Я не думаю, чтобы в одной квартире разместился целый эскадрон ротмистров.
Какое-то время она снисходительно смотрела на него и, наконец, сказала, цедя слова сквозь зубы:
— Эскадрон, разумеется, нет, а вот еще один мог быть, например ротмистр Супиньский, который на время отсутствия коллеги поселился в его квартире.
Кольский несколько растерялся, хотя тотчас же заметил:
— Это очень легко проверить.
— Разумеется, — согласилась Нина. — Перед тобой телефон, а рядом лежит абонентная книга, позвони и спроси.
Кольский подумал и ответил:
— Если ты думаешь, что я этого не сделаю, то ты ошибаешься.
В телефонной книге он нашел номер Корсака и позвонил. Он услышал какой-то незнакомый и грубый мужской голос, наверное ординарца.
— Я бы хотел попросить ротмистра Корсака.
— Пан ротмистр на маневрах, — ответил ординарец.
— А ротмистра Супиньского?
— Пан ротмистр будет только в четыре, — прозвучал ответ.
Он пробормотал "спасибо" и положил трубку.
Нина курила. Он действительно оказался в глупой ситуации. Для доказательства своих подозрений у него были два аргумента, и вот один из них рассыпался у него в руках. Оставался второй. Собственно говоря, и этого достаточно, чтобы убедиться в неверности Нины. Если у нее действительно не было близких отношений с ротмистром Корсаком, должен быть кто-то другой и он был наверняка — Кольский мог бы дать голову на отсечение.