Знахарь-2 или профессор Вильчур
Шрифт:
Присутствие Кольского, видимо, не было неожиданностью для Нины. Во всяком случае она не выразила ни малейшего удивления. Она была в таком прекрасном настроении, в каком ее Кольский не видел уже давно, при этом выглядела, по крайней мере, лет на пять моложе. После короткого приветствия и обмена несколькими английскими фразами со скучающим молодым человеком она мимоходом обратилась к Кольскому:
— Я надеюсь, вы здесь не скучали?
— Я не знаю английского, — проворчал Кольский.
— Ах, как жаль. Извините меня, я должна переодеться.
Еще
Минут через пятнадцать Нина появилась в великолепном вечернем туалете, и одновременно открылись двери в столовую. На столе стояло четыре прибора. Когда они сели, пани Нина вроде бы нехотя сказала по-польски:
— Твои подозрения, о чудо, реализуются. Возможно, ты провидец. Как раз сегодня приехал ротмистр Корсак. Он звонил, и я пригласила его на ужин. Я звонила и тебе, хотя и не предполагала, что ты захочешь составить нам компанию. Поскольку тебя не застала, обратилась за помощью к мистеру Хове.
Сказав это, Нина подвинула англичанину салатник и стала говорить по-английски. Кольский не мог отказаться от мысли, что она слово в слово повторяет то же самое этому бледнолицему олуху, бессовестно пользуясь тем, что они не могут объясниться.
Но, если даже так и было, пани Нина недолго могла тешиться своей игрой, так как появился Корсак, который прекрасно владел как английским, так и польским языком. Корсак пришел в той же спортивной одежде, в какой был утром на площади Наполеона. Он извинился за свой вид и, обмениваясь с Ниной остротами, ел с волчьим аппетитом. Он, казалось, был в прекрасном настроении, но очень скоро Кольский заметил, что ротмистр с откровенной неприязнью посматривает на англичанина. Он обращался к нему очень редко, на вопросы отвечал кратко и неохотно, с выражением безразличия на лице. В какой-то момент, когда мистер Хове был занят разговором с Ниной, ротмистр проворчал, обращаясь к сидящему рядом Кольскому:
— Откуда здесь взялся этот английский дохляк?
Кольский незаметно пожал плечами.
— Понятия не имею. Впервые его вижу.
Всегда бдительная, пани Нина услышала и объяснила:
— Мистер Хове знакомится с Польшей. Он очень милый, хотя несколько манерный, молодой человек.
Корсак слегка нахмурил брови.
— Конечно, чувствуются манеры в той бесцеремонности, с какой он ластится к вам.
— Ах, что за выражение, ротмистр! — И добавила по-английски:
— Ротмистр находит, что в вашем кокетстве много бесцеремонности.
— Это правда, — признался англичанин. — Бесцеремонность — это моя маска. Если бы я хотел довести свое кокетство до уровня обожания, которое я питаю к пани, то стал бы смешным для окружения в результате чрезмерного усердия и раболепия.
Кольский ничего не понял. Хотя он не думал, чтобы в словах англичанина было какое-нибудь сенсационное сообщение, но то, как этот младенец посматривал на Нину, могло возбуждать серьезные опасения. Так смотреть на женщину имеет право только человек,
Кофе подали в холл. Здесь уже ротмистр вовсе не скрывал своей антипатии к англичанину и даже по отношению к Нине продемонстрировал откровенный холод и дерзость. Он разговаривал только с Кольским и весьма сердечно, как бы этой сердечностью хотел подчеркнуть разницу в отношениях к нему и к остальным гостям. Кольский был этим приятно удивлен, и сам все чаще посматривал на мистера Хове.
Около одиннадцати часов Корсак встал с явным намерением попрощаться с хозяйкой дома. В его гордо поднятой голове и во всей фигуре было такое выражение, как будто его оскорбили.
— Останьтесь, — необычно теплым и мягким тоном сказала Нина. — Ведь ваш поезд уходит только в половине первого ночи.
— Весьма признателен, но я хотел бы еще кое с кем встретиться. У меня еще есть несколько вопросов, которые мне необходимо решить.
— Я прошу вас, останьтесь, — повторила она таким просительным тоном и так взглянула на него, что Кольскому кровь ударила в виски,
а молодой англичанин демонстративно потянулся за каким-то журналом, лежавшим рядом на столике, и начал его просматривать.
После долгого молчания ротмистр сказал:
— Если вам так будет угодно…
Он сел и, восполняя резкость юмором, добавил:
— Но за это я требую плату в форме чашки кофе.
— Вы получите ее сейчас же, — сказала Нина и встала, чтобы налить кофе.
У Кольского все кипело внутри. И если он не вскочил сразу, то лишь потому, что не хотел выглядеть смешным. Однако сейчас он уже сумел справиться с собой и составил полный сценарий своего ухода. Он посмотрит на часы, скажет: "Я завидую вам, что обязанности не заставляют вас покинуть столь милое общество, но я, к сожалению, должен быть в клинике. Такова участь врача", потом встанет и попрощается.
Он успел выполнить только первый пункт своей программы: достал часы. Как раз в этот момент пани Нина с обворожительной улыбкой обратилась к нему:
— Ах, дорогой доктор, совершенно забыла: мой муж прислал сегодня какие-то бумаги, касающиеся клиники, и просил, чтобы я передала их вам. Мне кажется, они лежат в кабинете на столе, в голубом конверте, найдете?
Вынужденный нарушить свою программу, Кольский кашлянул и встал.
— Надеюсь, что найду.
Когда он исчез в дверях гостиной, за которой располагался кабинет, пани Нина извинилась по-английски:
— Я не уверена, что он найдет. Мне кажется, я спрятала эти бумаги в стол. Извините меня, одну минуту.
Она быстро пересекла гостиную. В кабинете она застала Кольского, напрасно отыскивающего на столе голубой конверт.
Жестом смертельной усталости и просьбы сжалиться над ней она протянула к нему руки:
— Не уходи, не оставляй меня с ними! Они оба влюблены в меня, может дойти до скандала.
Он холодно посмотрел на нее:
— Они в тебя, а ты в них, хотя, правда, мне уже трудно понять, кого ты любишь.