Знахарь

Сапегин Александр Павлович

– Нэ тарапысь, дарагой, - лопатообразная ладонь Маккхала придержала здоровяка, приготовившегося топать на точку старта. – Иды, прымэрь экипэровку.

Под крокодильи оскалы бывших пограничников соперники проследовали к столам, на которых оказалась выложена стандартная экипировка в виде бронежилетов, касок, разгрузок и рюкзаков с песком.

– Примеряем, не стесняемся, - изобразил кривую ухмылку казак.

Не оглядываясь на Родзянко, Владимир привычными движениями принялся облачаться, механически подтягивая ремни и шелестя липучками. Облачившись, он несколько раз подпрыгнул на месте, проверяя, не трёт ли что где-нибудь в неудобном месте или бряцает. Охлопав себя и не обнаружив

кое-чего привычного, он вернулся к столам, прицепив пару малых сапёрных лопаток, перед этим брезгливо поморщившись по результатам оценки остроты шанцевого инструмента. Трофимыч и Маккхал весело переглянулись в ожидании представления.

– Две дорожки, норматив на прохождение одна минута. Готовы, орёлики? – спросил Трофимыч, демонстративно достав секундомер из нагрудного кармана. – Старт!

Здоровяк рванул вперёд будто им выстрелили из пращи, Владимир же не торопился, сохраняя равновесие, взбежав по наклонному бревну. Тактика оправдала себя: Родзянко, вырвавшийся в лидеры на старте, сверзился в грязь на втором бревне и совсем отстал после преодоления стены.

Перед финишем Огнёв, на ходу отцепив клапаны и, под синхронные выдохи роты, одну за другой метнул обе лопатки в близстоящий столб, вогнав их строго в одну линию точно посередине столба.

– Сорок девять секунд, - озвучил результат Трофимыч. – Родзянко, шевели лапками, где ты там застрял, болезный? Одна минута одиннадцать секунд.

Щёлкнув кнопкой, есаул подошёл к облепленному грязью здоровяку.

– Норматив не сдан. Встать в строй, курсант Родзянко. А теперь, чтобы исключить вопросы и кривотолки в подсуживании, мы взвесим рюкзаки наших претендентов на командование ротой.

Старый горный орёл в лице Маккхала подвесил на металлическом крюке ручного безмена первый рюкзак, затем второй.

– О, как! – констатировал замеры Трофимыч.
– Товарищи курсанты, вы можете лично убедиться, что организаторы подсуживали курсанту Родзянко. Его рюкзак на три килограмма легче ноши унтер-офицера. Есть ещё желающие оспорить назначение товарища Огнёва? Нет желающих, замечательно. Курсант Родзянко, а вы чего расслабились? Мы с вами ещё не закончили. Будем подтягивать ваш физический уровень. Упор лёжа принять! Тридцать отжиманий! Рота, упор лёжа принять! Двадцать отжиманий для кавалеров, пятнадцать для дам. Приступить к выполнению. Курсант Родзянко, я сказал тридцать отжиманий, а не двадцать три. Целоваться с песком я вам приказа не давал. Родзянко, ваша откляченная задница напоминает кобылий зад на нересте кильки, - шипастая берца казака придавила пятую точку курсанта вниз. – Двадцать четыре, двадцать пять… двадцать шесть… А теперь, мальчики и девочки, внемлите гласу бога! Чтобы вы осознали размер дыры, в которую неосторожно вляпались, и приняли единственно верное решение свалить из неё, ни один из вас до сдачи минимальных нормативов не будет допущен до практических и теоретических занятий на кафедре. Слабаки армии не нужны, тупые слабаки – тем более. Барышням маленькое послабление, ваш норматив одна минута пятнадцать секунд и вес рюкзачка поменьше. Армии нужны думающие командиры, способные поставить задачу подчинённым после многочасового перехода в горах, тайге или поле, а не тупое быдло, подыхающее после лёгкого кросса, но даже в предсмертных судорогах желающее отхватить кусок послаще, да, курсант Родзянко?

Обратно с полигона автобусы везли почти три сотни умирающих студентов, проклинающих день, когда они родились и пуще прежнего клянущих самих себя за глупое решение записаться на военную кафедру. Конечно, среди тех, кто находился в предсмертной агонии, встречались счастливые исключения, но за общей массой охов, вздохов и проклятий, они совершенно терялись и были незаметны.

Вечером,

зазвав на рюмку чая Матвея Панкратовича в компанию с Трофимычем и Маккхалом, Владимир расставив на столе горячее и закуски, свернул «голову» бутылке с прозрачным, будто слеза младенца, содержимым. Накатив по первой и закусив, Огнёв разлил по второй:

– Рассказывай, Трофимыч, каким ветром вас в Н-ск занесло. И не увиливай, а то я до сих пор на тебя в обиде. Панкратович, представь, эти два партизана, - Владимир взглядом указал на побратимов, - когда я в августе приезжал на заставу ни слухом ни духов не обмолвились, что их в Н-ск переводят. Молчали будто рыбы об лёд. Тихушники.

– «Отвоевали» мы, - Трофимыч метнул в рот маринованный грибочек, - если бы не эпидемия, нас ещё бы зимой на заслуженную и где-то почётную пенсию спровадили. Или по ротации кадров куда-нибудь в учебный центр спихнули, мол, пора орденоносцам передавать опыт молодым, но зараза командованию все планы переговнякала, не к столу будет сказано (второй грибочек последовал за первым). Как ты их маринуешь, - отвлёкся казак, - просто обалденные грибы.

– Крысиный яд вместо соли сыплю, - съязвил Владимир. – Не отвлекайся, Трофимыч.

– Я и говорю, старые мы уже с Маккхалом стали, на покой пора внуков нянчить, а мы всё по горам да по долам молодыми козликами носимся, вот командование и обеспокоилось нашим здоровьем, объявив, что пора дать дорогу молодым. Опечалились мы, давай чемоданы и сумы перемётные паковать, да объявилась в наших краях дама одна в звании полковника и с «корочкой» СИБ за душой. Ух, огонь женщина! Ты с ней знаком. Не став юлить и ходить вокруг и около, полковник сделала нам предложение, от которого мы решили не отказываться. Учебный центр учебному центру рознь, а нам какая разница, в каком «опыт передавать»? Разница, оказывается, есть. На этом позволь прерваться, а ты прекращай греть водку, лучше разливай по третьей.

Владимир мысленно кивал. Ворожея к его обучению подошла ответственно, подстраховавшись со всех сторон. Там и тут соломки подстелила, даже перевод шебутных ветеранов пограничной стражи организовала, смазав нужные шестерни внутри административной машины Корпуса пограничной Стражи. За всеми телодвижениями наставницы просматривалось желание держать участников харбинского инцидента поближе, при этом не вызывая лишних подозрений у врагов и конкурентов. Да-да, так он и поверил, что командование корпуса по своей доброй воле без многоходовых и многоуровневых интриг списало в запас обласканного монаршими особами казака. Буквально-таки выпнуло Трофимыча и Маккхала на заслуженный покой, а тут – хлоп, шабашка в Н-ске подвернулась.

Владимир не строил иллюзий, даже не подозревая, а зная о работе Трофимыча на спецслужбы. Не просто так их с побратимом гоняли из одного конца страны в другой. За внешней показухой скрывался не один невидимый слой, оплетённый кучей подписок «о неразглашении».

– У меня, кстати, что-то поясница начала простреливать с завидной регулярностью и раны голодными волками на смену погоды воют, - сделал толстый намёк Трофимыч. – Это Маккхалу гордость не позволяет жаловаться, а я устал бесплатным барометром работать.

– С этим мы запросто, - разлив по третьей, сказал Владимир. – Ну, за здоровье! За мною, Трофимыч, не заржавеет. Отдам тебя завтра на расправу Джу. Она давно хотела в «дядю Трофимыча» иголками потыкать, вспоминай, чем и когда ты её умудрился обидеть. А тут как ни глянь со всех сторон польза - и твоя хворь снимется, и она потренируется с твоей поясницей и ноющими суставами. Извинишься заодно, если есть за что.

Трофимыч вздрогнул, опасливо покосившись на дверь в смежную квартиру. Видимо было за что извиняться.