Знак Гильдии
Шрифт:
А тут и думать нечего – идти на голоса! Вон за той скалой кто-то не то спорит, не то ссорится...
Айрунги обогнул поросший жестким лишайником склон как раз вовремя, чтобы увидеть, как с невысокой кручи кубарем катится человек. Айрунги подбежал к упавшему, помог подняться на ноги. Тот не сказал ни слова нежданному помощнику, похоже, вообще его не заметил. Задрав голову и потрясая кулачищами, завопил куда-то наверх:
– Дура!! Ведьма!!
Молодой парень. Судя по одежде, рыбак.
– Не соблаговолит ли господин сказать... – учтиво начал было Айрунги.
Парень
– Ну, не дура, а? Как есть дура! Двадцать пять лет уже, а замуж никто не берет! А я взял бы! Не посмотрел бы, что ведьма! Сглазит? Ну, почему... может, мужа не сглазит! – Он сгреб незнакомого человека за грудки, умоляюще заглянул ему в лицо.
– Не сглазит! – твердо заверил Айрунги этого ненормального. – Мужа-то зачем?
– Вот! Может, еще и рыбу в сети нагонит! А что песни сочиняет, так это ерунда! Замуж выйдет – не до песен будет...
Осекся, приходя в себя, окинул Айрунги подозрительным, неприязненным взором, выпустил из лапищ его рубаху, круто обернулся и зашагал прочь.
Айрунги двинулся следом, но вовремя остановился. Незадачливый ухажер может обидеться на его навязчивость, а заморышем он, между прочим, не выглядит. Кулачищи какие внушительные! Пусть лучше дорогу покажет эта самая «дура-ведьма». Если, конечно, она не всех подряд с кручи спускает.
Посмеиваясь, Айрунги легко преодолел крутой, но не очень высокий склон и очутился на площадке, пышно заросшей какими-то кустами и травами. Айрунги их не разглядывал: внимание привлекла девушка, сидящая вполоборота к нему на плоском сером камне и негромко напевающая песенку.
Взгляд Айрунги приковался к ее загорелой руке, легко опирающейся о камень. И к черной змее рядом с этой золотистой рукой.
Айрунги задохнулся, боясь пошевелиться.
Змеюка не выказывала агрессивности, пригревшись на валуне. Девушка напевала все громче, и заметно было, что песенка рождается прямо сейчас, придумывается на ходу:
Ты горланишь во всю глотку:Я, мол, хват-рыбак!Так лови свою селедку,А меня – никак!Ты сулишь мне дом и лодку.Отдохни, простак!Подкатись к любой молодке,А ко мне – никак!Ты ворчишь, со мною в ссоре:«Не для ведьмы брак!»Со скалы не брошусь в море —Проживу и так!Камешки посыпались из-под каблука Айрунги. Девушка резко обернулась.
– Осторожно! – крикнул Айрунги.
Потревоженная змея ручейком стекла с валуна и скрылась.
– Зачем было пугать? – возмутилась девушка. – Это всего-навсего уж!
– Знаю, что уж! – напористо ответил Айрунги, который мгновение
В глазах девушки презрение сменилось удивлением, даже уважением.
– О! Мой господин знает, чем опасен этот кустик? Может, даже сумеет его назвать?
– Конечно. Не знаю, как он попал в наш мир, но это крапивняк, настоящий крапивняк!
– Верно... Неужели мне выпала удача говорить с Подгорным Охотником?
– Нет, но за Гранью раза три побывал. Бросил, пока не затянуло.
Уважение в светло-карих лучистых глазах стало отчетливее. Айрунги отметил про себя, что у невезучего рыбака губа не дура. Девица хороша собой. Причем внешность необычна для Эрниди с его сероглазыми, светловолосыми островитянками. Как и у рыбачек, красота «дуры-ведьмы» не изящно-томная, а здоровая, очень земная, но на этом сходство кончается.
Прямые, гладкие волосы бронзового отлива лежат на плечах тяжелой массой. Широкий лоб, высокие, твердо очерченные скулы, прямой нос. Необычнее всего – взгляд. Спокойное сознание своей власти и что-то вроде обещания... смотрит так, словно они с Айрунги уже спали вместе!
Интересно отметить, что речь гладкая, правильная. Похоже, «дура-ведьма» грамотна. Может быть, даже начитанна.
– Я купила саженец у Подгорного Охотника. И прижился в моем садике... Раз господин такой знаток растений, может, он и остальные назовет?
– Попробую, – усмехнулся Айрунги. – Болиголов, змеиный корень, белена, «лунная погибель», волчье лыко...
С каждым словом, которое он произносил, росло удивление. В садике царила смерть. Она покачивала ветвями, шумела листвой, грозила колючими шипами, дразнила яркими цветами, пыталась заманить не созревшими еще плодами. А посреди маленького царства ядовитых растений – девушка, словно выросшая на этой полянке, от одного корня со своими кустиками. Интересно, в ее душе много яда?
А почему бы не проверить?
Айрунги раздвинул губы в самой обаятельной из своих улыбок. Бархатный голос стал глубже, заиграл многозначительными, обещающими нотками:
– А мне понравился садик! Ну их, эти розы-туберозы и прочие настурции! Мне больше по сердцу дикие растения, даже колючие. – Взгляд, которым он окинул девушку, был почти ощутим, как ласковое поглаживание. – А попробуй угадать, красавица, что бы я сделал, если был бы здесь хозяином... если бы мне принадлежало все в этом садике?
Слово «все» он выделил голосом так выразительно, что девушка в веселом изумлении распахнула глаза. Какая у нее улыбка! Словно на драгоценный камень упал солнечный луч и преобразился в радугу! Незнакомка шагнула в сторону, положила руку себе на бедро, и фигура, только что казавшаяся крепкой, прочно сбитой, вдруг стала текучей, переливающейся. Несколько скупых движений – и такое превращение!