Знак Истинного Пути

Михалкова Елена Ивановна

— Ладно, пожалею вас на первый раз, — пожала она плечиками. — Но в другой раз — только вякните на меня!

Покачивая бедрами, она вышла из кухни. Ольга Степановна обхватила голову руками, сминая аккуратные завитушки, и застонала.

— Так вот почему она плакала, — потрясенная, проговорила Наташа. — Никак поверить не могу. Получается, Илона ее шантажировала?

— Да, — подтвердил Бабкин. — Именно так. У вашей Илоны был доступ во все комнаты, и она легко выяснила, сколько денег выдается на хозяйство вашему метрдотелю. Ведь Ольга Степановна в конце месяца называла потраченную сумму, правильно?

— Правильно, — кивнул Эдик. — Но мы, разумеется,

никогда не проверяли, сколько потрачено. Может быть, мама первое время и контролировала, но потом…

— Потом перестала, — закончил за него Бабкин. — Я совершенно уверен, Эдуард, что ни вы, ни ваша мама не знаете, сколько стоит, например, сыр. Или молоко. Ольга Степановна называла вам сумму, завышенную процентов на тридцать, и никто из вас не смог бы поймать ее на обмане. Но Илона начала подозревать, что дело нечисто, и стала доставать чеки из мусорного ведра. Ведь в супермаркетах всегда выдают чеки, правда? Ольга Степановна бросала их в пакет с продуктами, как многие делают, чисто машинально, а потом выбрасывала вместе с пакетом. Илона убирала и на кухне тоже. Девушка собрала чеки за три месяца, и их оказалось вполне достаточно, чтобы понять махинации поварихи. Собственно говоря, хватило бы и двух. У нее дома я целую бухгалтерию обнаружил: она очень тщательно подсчитывала, сколько кухарка тратила на еду и сколько она брала с хозяев. Мне только интересно: что сделала бы ваша мама, господин Гольц, если бы узнала об обмане?

— Она бы ее, конечно, выгнала, — не задумываясь ответил Эдик. — И заставила вернуть все деньги, которые Ольга Степановна украла за эти годы.

— Вот именно. А Ольге Степановне деньги были очень, очень важны, судя по тому, где она сейчас находится.

— А где она находится?

— Вылетела вчера из Питера чартерным рейсом в Афины, так что она сейчас в Греции, — объяснил Макар. — Ольга Степановна слышала все разговоры, которые велись в столовой. Догадаться обрезать волосы, чтобы подозрение пало на Затраву, было несложно. Она вообще-то умная женщина, ваша Ольга Степановна.

— Не понимаю, — помотал головой Эдик. — Вот так, из-за того чтобы поехать в Грецию, убить человека?

— Нет, не так, — сказала Наташа задумчиво, и все посмотрели на нее. — У нее была мечта. Понимаешь, Эдя, мечта! Для тебя поехать в Грецию — пустяки: купил билет и полетел. А для нее — нет. Тем более что она хотела не просто поехать туда на две недели туристом, а там остаться. Вот для чего ей нужны были деньги. Я помню, как она рассказывала мне про свой отдых — у нее даже лицо менялось. Сергей не прав — Ольга Степановна убила Илону не из-за денег. Она убила ее, потому что та отбирала ее мечту.

— Вы можете начать преследование, — помолчав, предложил Макар, но Эдик только махнул рукой:

— Никого я не буду преследовать. Я только поганца напугал хорошенько, вот и все.

— Секретаря, что ли? — догадался Бабкин. — А с ним что не так?

— Он работал на Затраву, передавал ему подробности предстоящих сделок, — объяснил Эдик. — Я его с самого начала заподозрил, но мама почему-то очень хорошо к нему относилась и не хотела мне верить. А зря. Я попросил ее безопасников как следует проследить за ним, и они быстро его вычислили. Ничего с ним не будет, — добавил он, заметив встревоженный взгляд Наташи, — физиономию его гадостную почистят, вот и все.

— Начистят, — сказал Бабкин.

— Что?

— Начистят, а не почистят, — повторил он. — Физиономию начистят. Почистят — это немножко другое.

Наташа фыркнула, а потом неожиданно расхохоталась в голос. Смех ее прозвучал так

заразительно, что вслед за ней рассмеялись и Макар с Сергеем. Глядя на них, и Эдик заулыбался. Он смотрел на свою хохочущую жену и думал, что теперь все в его жизни пойдет по-другому. Пойдет, как надо. Они съездят на могилу Элины и перезахоронят ее в одной ограде с мамой, как и должно быть. Может быть, у них с Наташей родятся еще дети, и в доме будет много детских голосов. И, думая о будущем, Эдик Гольц улыбался радостно и открыто…

— Слушай, Макар, ну не может быть такой случайности, — говорил Бабкин Макару два часа спустя в гостиничном номере. — Нет, мне эта дамочка, конечно, нравится, но так не бывает.

— Все бывает, — философски ответил Макар. — Ты, Сережа, удивишься, какие бывают в жизни совпадения. А потом, не такое уж и значительное совпадение.

— Ни фига себе, незначительное! — присвистнул Бабкин, ставя на стол любимую кружку.

— Опять своих монстров достал, — поморщился Макар. — Слушай, давай я тебе приличную кружку подарю?

— Приличную не хочу. Хочу эту. — И Сергей полюбовался на надпись «Мы — монстры».

— Так ты хочешь сказать, что она своего Гольца совершенно случайно встретила? И знать не знала, что он родной братец той бедолаги, которая в лесу чуть ли не на ее руках померла?

— Да запросто. — Макар вспрыгнул на столешницу и уселся, болтая ногами. — У меня знакомая была, из Костромы. Поехала она с годовалой дочерью в Африку, в Танзанию, вслед за мужем. И вот заходит она там в какой-то магазин и видит белого человека. Он услышал, что она говорит по-русски, обрадовался. Оказалось, что тоже русский. Они разговорились. И представь себе, Сережа, — мало того что он, как выяснилось, учился с ее мужем в одной группе, так еще и встречался с ее подругой школьных лет, что уж совсем ни в какие ворота не лезет! Причем встречался не в Костроме, а в Москве, как они уже потом выяснили, когда она фотографии у него увидела.

— Ладно, убедил, — согласился неохотно Бабкин. — Но тогда другое объясни, раз уж ты про фотографии вспомнил. У Гольцев весь дом этими фотографиями увешан, и везде Элина эта несчастная. Что, твоя Наталья Ивановна не узнала ее, что ли?

— Конечно, не узнала, — пожал плечами Макар. — Она видела уже умершую Элину, видела очень недолго. И ты представь, какое у той было лицо. Даже если бы ее и не били — а ее сильно избили! — все равно, узнать в молодой девчонке, красивой и накрашенной, только что родившую тетку, два месяца шатавшуюся по лесам… У тебя, Сережа, завышенные требования. Ты половину своих знакомых не узнаешь, если они вздумают волосы перекрасить. Я вот о другом подумал. Ты представляешь: четыре года искать любимую дочь, тосковать по ней, над фотографиями плакать — и не узнать собственного внука, ее сына! И ведь госпожа Гольц не просто не узнала — она его возненавидела! Вот я как себе это представлю, как вспомню ее лицо, когда она поняла, кого похитила руками бедолаги-психопата, у меня мороз по коже.

— Ты, Макар, слишком чувствительный. Хотя, конечно, глупо получилось. Даже не глупо, а… не могу слово подобрать… нелепо, что ли. И обидно, что все так закончилось. Слушай, Макар, а про одного-то персонажа мы с тобой забыли совсем — про родного папашу мальчика. Как ты думаешь, могут они вот так же встретиться когда-нибудь?

— Не могут, — категорично заявил Макар.

— Почему ты так уверен?

— Потому что я вчера в Москву звонил и кое-что узнавал. Чтобы ты спал спокойно, скажу: Данилу Солонцева три недели назад убили в подъезде его собственного дома.