Знак Лукавого
Шрифт:
* * *
Учитель не стремился как можно скорее ввести меня в курс здешних дел. Скорее, он просто предоставлял мне возможность самому составить впечатление о жизни Убежища и Странного Края вообще. А занятия наши с ним на первых порах посвящены были многочисленным тестам, сеансам гипноза (к которому я оказался предельно малочувствителен) и тренировкам разных странных умений. Ну, например, умения угадывать намерения человека по его походке и речи. Или погоду на завтрашнее утро. Всем этим я занимался с утра до вечера, и поэтому сама собой напрашивалась мысль о том, что небольшое количество свободного
Для этого мне требовалось найти ответы на кое-какие вопросы попроще. Например, надо было уяснить, кто такие Темные и что им надо от меня и моего Знака. Кто из Ходоков посещал за последнее время наш земной мир, что там творится сейчас, и главное — каким образом проникает туда этот бродячий народ и что может простой смертный вроде меня предпринять, чтобы нащупать свою дорожку домой?
Присматриваясь к Ходокам и размышляя о них, я припомнил, что у меня среди этих странников есть или вполне может найтись не то чтобы просто мой знакомый, но, по крайней мере, хороший знакомый моего знакомого. Отец Тагары.
Здешний обычай держать в секрете свою родословную и не иметь фамилий, а уж тем более отчеств далеко не облегчал мне поиски этого человека.
Скорее всего, чтобы добраться до него, проще было бы для начала отыскать самого Тагару. К этому меня подталкивал не только его рассказ об отце, ходившем туда, но и странное чувство, которое оставил у меня тот нелепый, как и все сны, сон о ночном явлении мальчишки в мое земное жилище. Чувство, что его судьба какой-то странной ниточкой связана с судьбой моего брата. Странно, но далеко не всем, что связывало меня со странным парнишкой, мне хотелось делиться с мэтром Герном. Да и ни с кем другим, впрочем. Именно с идеей найти мальчишку дело обстояло совсем не просто.
Что до самого исчезновения Тагары из нашего «конвоя», то оно произошло почти сразу после того, как, плавно спустившись с плато, мы вступили в благословенные просторы края Рикк. Здесь он явно чувствовал себя как рыба в воде. Правда, у нас с мальчишкой успела состояться пара разговоров с глазу на глаз (в довольно относительном понимании этих слов). Если моим проводникам-конвоирам случалось задремать или отвлечься на какие-то разговоры или другие занятия, требовавшие их внимания, то Тагара не упускал возможности воспользоваться таким случаем.
Он принимался шепотом предупреждать меня о том, с кем и с чем в Убежище не следует иметь дела, а с кем стоит. Понять эти сбивчивые, торопливые слова было, наверное, трудно даже любому коренному обитателю здешних мест. Ну а уж мне и подавно. Запомнились только особенно страшные предостережения против черных Ходоков и постоянно повторяющаяся просьба не искать его самого в Убежище. «Я потом найду тебя сам!» — каждый раз обещал Тагара. Но что-то не торопился с этим. Кроме того, если у меня еще были причины для поисков мальчишки, то зачем ему сдался случайный спутник по дороге из горной территории племен в родной Рикк, было мне не слишком ясно. Только потом я понял, что оба раза он был прав: и когда просил не искать его, и когда предупреждал, что найдет меня сам.
Ничем помочь
Следующие ходы в поисках нужных мне людей и информации тоже не отличались большой оригинальностью. Я решил хоть в малой степени, но довериться Мюнцу и паре Ходоков, которые не чурались разговоров с местными. Конечно, я и не думал ставить их в известность о том, что намерен как можно быстрее покинуть Странный Край, прихватив с собой брата. Для чего, пожалуй, придется ввязаться в сложные взаимоотношения с Темными. Я просто прикидывался лопухом, подружившимся по дороге с интересным попутчиком, наобещавшим ему с три короба и вот теперь разыскивающим его самого или его отца.
Что и говорить: Мюнц был одним из самых осведомленных проныр в Убежище. Если он и не знал каким-то чудом чего-то о ком-то, то уж точно знал, где это чего-то можно разузнать. И вскоре мне уже было известно, что в Убежище действительно жил парнишка Тагара с двумя своими братьями. Но их давно не видели. Еще я узнал, что отца Тагары зовут вполне земным именем Григорий, или Грегори, и что он уже давно, с прошлой войны, не появлялся ни в Рикке, ни в Убежище. Но были люди, которые от него регулярно получали весточки. В том числе и весточки для детей. По крайней мере до недавних пор получали.
* * *
Те двое Ходоков, которых я успел узнать более или менее хорошо, были людьми разными.
Крикмор (ей-богу, в каком-то из миров это слово было его фамилией, но здесь стало именем) был сух и педантичен, словно священнослужитель какой-нибудь особо аскетической секты. Вполне возможно, что именно эту роль он и играл. В его глазах постоянно читались подозрительность и суетное беспокойство о том, что что-то не в порядке со строгим, умеренно потертым нарядом. Или невероятно всегда чистыми ногтями. Никто из не знавших его близко никогда не заподозрил бы в нем любителя побалагурить и рассказать во время неспешной пешей прогулки историю-другую. Правда, рассказать по-особенному, на свой манер. Никогда не называя ни имен, ни точных мест.
В тот вечер, когда я принялся расспрашивать его о Тагаре и его отце, я, конечно, нарушил это его неписаное правило. Но, как ни странно, это не сильно испортило наш разговор, который происходил, кстати, по сложившейся у нас за пару недель традиции по дороге от кофейни «Мокко», по периметру Убежища, до моего или его жилища. Обычно мы делали два или три круга по этому маршруту, прежде чем окончательно разойтись по домам. В этот раз задержались немного дольше.
Перед тем как расстаться, Крикмор сделал нечто для него необычное. Он взял меня за застежку куртки — так, как обычно берут собеседника за пуговицу, желая привлечь его внимание.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
