Знак неравенства
Шрифт:
Дом, большой дом… Сколько она мечтала об этом, скребя заплеванные лестницы общежития, переезжая из одной съемной квартиры в другую с маленькой Маргошей и Денисом… Да, наверное, еще с того момента мечтала, когда прикрыла едва державшуюся на одной петле дверь их с бабкой вросшего в землю дома и уехала в неведомую, желанную Москву, где когда-то затерялась ее мамка. Оставила ее с бабкой на пару недель, да так и не вернулась и не написала. Со свойственной сиротам отчаянной целеустремленностью — никто не поможет и никто за уши не отдерет — Оксана надела мамкины туфли и рванула тогда строить свою жизнь с полного нуля, с пяти рублей в кошельке, оставшихся
И теперь она с гордостью могла показать друзьям прекрасный, перестроенный по ее собственному проекту дом, роскошный сад с коротко стриженным голландским газоном и с не очень понятными ей, но модными клумбами в стиле «дикий луг». Оксане не в чем было себя упрекнуть — она никого не обманывала, ни на ком не наживалась. Спасибо Гоги — помог вначале и надежно прикрыл от лихих ребятишек, пытавшихся отобрать у нее то немногое, что она стала зарабатывать. Именем своим прикрыл, с того света.
Никто поначалу не решался трогать Оксанку, провожавшую Гоги в последний путь как законная жена. Как представлял ее своим друзьям, так она и провожала, и мало кто знал, что расписаться они не успели. Зато все деньги, которые были в доме, Оксана со спокойной совестью забрала, когда уходила. И ни копеечки из них не потратила впустую, все вложила в свое дело. И получила, как по волшебству, на каждую копейку — рубль. А потом уж она все делала сама: и зарабатывала, и рисковала, и училась выживать в мире, где из пяти быстро разбогатевших четверо уже отсидели свои предыдущие легкие деньги.
Ей долго казалось, что и Гоги-то убили для того, чтобы она, Оксанка, снова осталась одна. Не положено таким сильным женщинам опираться на кого-то. А сам бы он никогда ее не отпустил — так любил, так не спускал с рук все полгода, что они были вместе. С ним рядом она бы только любила, и рожала, и снова бы любила… А пришлось жить совсем по-другому. И любить по-другому. Ранимый, нежный Денис требовал много сил…
Оксана оглядела стол с уже сильно подвыпившими гостями, нашла глазами батюшку, который спокойно ел, не поднимая глаз, и поправила сползшую диадему на голове. Она так радовалась, когда купила этот сверкающий обруч, с двадцатью рубинами и тринадцатью крупными бриллиантами, представляя, как ахнет Денис, — ей казалось, что она похожа в нем на императрицу, гордую, всевластную… А разве не такую женщину выбрал Денис, когда у него была возможность выбора?
Приехав из Израиля, Оксана сняла слежку за Аленой. Растерянный Костик, наблюдавший за той всю весну, сообщил Оксане, что потерял свой объект из виду. И Оксана поняла, почему еще на отдыхе к ней пришла мысль — не надо, хватит, остановись. Это ей сигналы подавали, ее ангелы-хранители. И точно… Как ни убеждала ее Жанка, что знание — сила, Оксана предпочла вторую, противоположную мудрость на этот счет: меньше знаешь, крепче спишь. Уйдет к другой, значит, уйдет. Не царское это дело следить за девчонками мужа. Ну и что, что она рожает, уговаривала себя Оксана. Будет Денис ей деньги давать. А вот заменить Оксану, любящую, сильную, мудрую, — никто ему никогда не заменит…
На самом же деле Оксана чувствовала, что Денис уходит, отдаляется, и ничего поделать с этим не могла. Все лето он маялся и мучил ее: уезжал куда-то отдыхать, один или не один, она даже не спрашивала, ушел с работы… На все вопросы отвечал прибаутками, глядя при этом на нее невидящими глазами. Или не отвечал вовсе, как будто не слышал ее в своем собственном пространстве, не слышал вопросов, упреков, ее все растущей боли.
Никогда
И вдруг все закончилось. Осенью он опять все чаще стал приходить к ним с Маргошей, оставаться надень, на два. Потом перевез кое-какие вещи и даже не всегда стал ездить к себе домой после выходных. А затем и вовсе — «домом» стал называть ее квартиру, а не свою. Сидел в кресле, укутавшись в свой любимый старый плед, который Оксана из-за него и не стала выбрасывать, листал альбомы с насекомыми, занимался с Маргошей. И точно — Оксана это чувствовала! — не встречался с той, другой. Не встречался всю осень и всю зиму. Наверное, не родила все-таки девчонка его, думала Оксана. Иначе не сидел бы Денис так отрешенно и спокойно у нее под боком, а — надо его знать — изводился бы, страдал, как обычно, пытаясь разобраться в петельках и узелках, которые сам себе и накручивает, от слабости, от слепоты своей…
К весне Оксана решила венчаться, наконец, со своим законным мужем. Всякий мужчина когда-нибудь определяется и прибивается к какому-то берегу. Порой на это уходит полжизни. И у него самого, и у тех, кому он сгоряча наобещал — прийти однажды с большим букетом белых роз и больше уже никуда не бежать, не крутить без устали головой в поисках недостающего счастья…
Оксана с жалостью посмотрела на мужа, который давно уже снял черный фрак, а теперь и рубашку расстегнул почти до пояса. Кто мог предположить, что Денис вдруг так расстроится, простояв час в храме на собственном венчании… Заметив взгляд жены, он опять громко заговорил:
— Вот не знаю, может, мне тоже корсет носить, как у тебя? Брюхо висеть не будет… Надо корсетик твой примерить, такой задиристый, с бабочкой на заднице… Вот приду к тебе праздновать сегодня, покажу, что там у меня еще осталось… Из декоративных подвесочек… Вместе посмотрим, если не побрезгуешь… А? Оксан?
Оксана сдержанно кивнула:
— Поговорим об этом позже. — Она встала и, окинув взглядом стол, вздохнула. — Дорогие мои друзья! — Ее голос почти не был слышен из-за смеха гостей. Оксана постучала ножом о рюмку. — Мои дорогие…
Денис тоже попытался привстать, но не смог отодвинуть свой стул. Тогда он приставил палец к губам и издал индейский крик. Кто-то из гостей захохотал. Довольный, красиво одетый Эмиль, сидящий рядом с Оксаной, попытался унять разошедшихся соседей. Развеселившаяся парочка, не в силах сдерживать хохот, полезла под стол. Денис взял в руки пустую бутылку и дунул сбоку в ее горлышко. Звук получился громкий и смешной. Под столом захохотали.
Денису тоже понравился звук, и он весело прокричал:
— Все вместе, дорогие гости! Взяли в руки по бутылке и… — Он задудел попеременно в разные бутылки. — Симфония моей жизни! Часть вторая! Патетическая!
Оксана молча вынула у мужа из рук бутылки и поставила их на стол. Жанна положила ему на плечо руку, задев крупным кольцом его ухо. Денис дернулся, а Жанна обняла его и тихо сказала:
— Хорош, Денька. Не расходись.
— Я попросил бы…
Жанна прижала его второй рукой:
— Попроси, мой хороший, попроси…
Оксана, которая, опустив голову, краем глаза наблюдала за подругой и мужем, снова встала и заговорила, уже не обращая внимания на шум и возню гостей: