Знак равенства

Мирер Александр Исаакович

– Придется съесть, доктор, - она решительно включает верхний свет и берет яблоко со стола.

– Предложите доктору Риполю.

– Опять! Такое превосходное яблоко...

– Сестра Симплиция, скажите, кто это?
– Риполь встает, руки в карманах.
– Вот, вот, этот господин, который отказывается от вашего яблока.

– О!
– Симплиция улыбается. Крупным планом ее хорошенькое личико, а потом хмурое лицо Бронга.

– Этот господин - мой шеф, величайший ученый нашего времени. Создатель машины "Диадор", биологического диссоциатора-ассоциатора. Но это секрет. Угодно спросить что-нибудь еще?

Бронг

поворачивает лицо, и Василий Васильевич в изумлении, почти в ужасе смотрит на свои худые пальцы, трогает свои щеки, закрывает глаза, чтобы не видеть, потому что лицо на экране - его лицо, и его пальцы лежат на его щеке. Он открывает глаза и, как в дурном затяжном сне, ясно видит свои морщины, резко прочерченные от носа вниз, и тонкие губы, и даже свою повадку - доктор Бронг задумчиво водит мизинцем по подбородку.

– Никогда бы не поверил, - бормочет Василий Васильевич и внезапно находит различие. Конечно! Полного сходства не бывает, это исключено, и вот, пожалуйста, у двойника прямые брови, а сам Василий Васильевич всегда гордился одной своей черточкой - левая бровь у него приподнята и чуть изогнута, и это придает его лицу тонко-скептическое выражение. "Нечто дьявольское", - как говорила Нина, и сейчас он будто слышит ее голос: "Ты у меня - красивый".

"Боже мой, это сущий бред, - думает Поваров, - шляпка, кассирша, двойник, и причем тут Ниночка?"

– ...Я уверена, конечно, так и будет!
– говорит тем временем Симплиция.
– "Диадор" - ключ к счастью человечества, мы все в этом уверены!

– Ладно, девочка, идите. Нам ничего не понадобится, до свидания.

– Я посижу на всякий случай.

– Ступайте домой, до свидания.

Она подходит к двери, оглядывается и в непонятной тревоге смотрит и смотрит на него и чуть не плачет.

– Ступайте!
– Бронг почти кричит. Испуганное детское личико прячется за дверью. Повернулась тяжелая медная ручка - львиная ляпа с кривыми когтями.

– Устами младенца!
– Риполь очень доволен.
– Глас народа - глас божий.

– А, глупости! Ключи счастья... Почему мы не остановились на амебе? Глупая, детская недальновидность!

– Никто не смог бы остановиться.

– Кто знает? Был у меня период сомнений, Рип, но я легкомыслен и сентиментален. Куча предрассудков! Я слишком любил старика, Риполь. Я говорю о Винере. Знамя, выпавшее из рук, и прочее. И вот что еще. Передать человека по радио - это великолепно, дух захватывает, но зачем, какой будет толк? Мало нам телевизоров? Не передать надо, а создать по образцу, не разрушая его. Оживлять мертвых, дружище. Мгновенно заращивать раны, творить заново глаза, вытекшие из глазниц; ноги, оторванные снарядами и отрезанные машинами. Люди в долгу перед наукой, и наука в долгу перед людьми. Плутоний, напалм, лучи смерти созданы в таких кабинетах. Око за око, зуб за зуб! Я хотел заплатить общий долг ученых.

Бронг ходил по кабинету кругами, не останавливаясь, легким, широким, размашистым шагом, и Василий Васильевич залюбовался им и подумал, что сам он давно так не ходит, и давно уже знакомые дети на бульваре говорят ему: "Здравствуйте, дедушка". Двойник... Боже мой, какой я ему двойник! Месячный отчет, пенсия близко - вот и все мои тревоги. Мелкие заботы, ничтожные дрязги...

– ...Не удалось, не вышло - пусть так, но бесполезность -

вот это отвратительно! Простой пользы, и той нет... Мой дед был акушер, на прогулках показывал мне тростью - смотри, внук, этот парень родился почти что мертвым. А что умеем мы с вами? Играть в кошки-мышки?

На экране белая эмаль и стеклянные стены лаборатории. И кролики. Без конца кролики. Руки, обезличенные резиновыми перчатками, держат их за уши - мертвых кроликов, живых кроликов, мокрых, сухих, опутанных проводами, испуганных и безразличных. Горят газовые горелки, отражаются огни в лабораторном стекле, и снова рука в хирургической перчатке поднимается над рамкой экрана. Полосатый кот свисает с руки, мокрая шерсть дыбом. Мелькает веселая обезьяна, хохочет, раскачиваясь и выставляя здоровенные клыки...

– ...Кошки-мышки, - угрюмо повторил двойник.

До чего похож, какое редкое сходство! Не удивительно, что кассирша приняла Василия Васильевича за актера и провела без билета прямо в ложу. Одна из загадок решилась, к его удовлетворению. Но появились другие. Голос. Актер говорит с экрана его голосом - еще одно совпадение? Тогда как объяснить удивительное чувство тождества ощущений? Встряхивая головой, Поваров убеждал себя, что фильм художественно очень слаб и тема неинтересная. Фантастика! Не любит он фантастику. Не хочет на это смотреть. Не хочет, не верит!

Тщетно. Отчуждение рушилось. Как будто он сам смотрел на себя с экрана захудалого кинотеатрика. Как будто он сам готовился пройти последний путь, признав бесполезным весь труд своей жизни. И говорил, убеждал, втолковывал: "Послушай... Жаль разрушать такой аппарат, не испробовав... Послушай! Другого выхода нет. Использовать его на благо невозможно. Использовать во вред очень легко. Смотри! Подойди к окну, посмотри из-за портьеры - вот они, двое в штатском..."

Василий Васильевич стоит с Риполем у портьеры и смотрит вниз. Напротив, в тени подъезда - двое в штатском, чины Особой канцелярии, и ничего нельзя поделать. Нет спасения. Двадцать лет они работают с Риполем и умеют только транслировать, и ничего больше. Не могут заживить самой малой раны, не могут созидать, нет! Только разрушение сопутствует трансляции...

– Я сам понимаю, шеф, - говорит Риполь.
– На чистой науке долго не продержишься. Когда появились... эти?

– Сегодня утром. Завтра они будут здесь и начнут распоряжаться. Будет поздно, Рип. И будет вот что...

Рваная лязгающая музыка стучит за экраном, будто захлопываются тяжелые двери и падают крышки, окованные железом, и барабаны вдалеке тянут дробь тревоги или казни.

Наплыв. Человек в полосатой тюремной одежде валяется на каменном полу. Слышен голос: "Убрать! В "Диадор" его, мерзавца! Возьмете дубль на воспитание..."

Хохот. Голос договаривает, захлебываясь отвратительным смехом:

– Будет палачом, палачиком... Перевоплощение!

Наплыв. Легковая машина идет по шоссе, водитель курит. В зеркале видно, что далеко позади идет крытый грузовик.

В кабине грузовика офицер опускает бинокль и говорит в переговорную трубу:

– Включить. Дистанция триста метров.

Впереди на шоссе водитель исчезает, пустая одежда падает на сиденье. На воротнике рубашки дымится сигарета. Машина вылетает в кювет, переворачивается, горит. Мимо проезжает грузовик, офицер смотрит прямо перед собой, на дорогу.