Знак розы
Шрифт:
— Ну, вот, пожалуй, и все, — сказал Вайатт и взглянул отцу в лицо, что случалось чрезвычайно редко. В его глазах, прозрачных, как весенний ручей, не было ни обвинения, ни коварства, ни осуждения. — Думаю, это хорошо, что ты не поедешь с нами на вокзал, папа. Вы с мамой можете поссориться, а мне не хотелось бы запомнить вас такими. Потом она поедет играть в карты. Ее компаньонки, с которыми она общается, помогут ей пережить все это. — Он протянул руку, и Перси медленно сжал ее. К его ужасу, глаза наполнились слезами.
—Я бы хотел... я
Вайатт покачал головой.
— Мужчина не выбирает себе сыновей. Все идет так, как и должно быть. Мэттью был хорошим парнем. Я рад, что он не участвует в этом бардаке. Позаботься о маме - если она тебе позволит. — Вайатт улыбнулся, отчего его словно вырубленные из камня черты лица смягчились, обретая незнакомое доселе очарование.
Но Перси не мог отпустить его просто так.
— Когда ты вернешься, может, нам стоит попробовать начать сначала?
Вайатт снова тряхнул головой.
— Это ничего не изменит. Я - это я, а ты - это ты. Пока, папа. Я напишу.
И он сдержал слово. Перси прочитывал его письма от корки до корки, следуя за взводом сына по южной части Тихого океана от Коррегидора до Гуама и наконец до Иводжимы [22] . Вайатт отличился в боях, заслужив несколько благодарностей. Перси читал письма и газетные очерки о боях в джунглях, об омерзительных ловушках и зверствах японцев, о дождях, болотной грязи, о малярийных комарах, думая о том, не сопровождает ли Мэттью своего брата от одного плацдарма до другого, от одного окопа до другого, оберегая его от ран.
22
Острова в Тихом океане, места ожесточенных боев в годы Второй мировой войны.
А потом война закончилась и Вайатт собирался домой. Но не для того, чтобы остаться, написал он в письме. Он нашел свое место в жизни. Он остается служить в морской пехоте. На поле боя его произвели в офицеры, так что теперь он был в чине старшего лейтенанта.
Перси и Люси встречали сына на вокзале. Они едва узнали его, когда он сошел с поезда. Левую сторону его кителя украшали ордена и медали, свидетельствующие о битвах, в которых он участвовал. Прошло четыре года с тех пор, как они виделись последний раз. Перси исполнилось пятьдесят, а Люси, в волосах которой серебрилась седина, перешагнула сорокапятилетний рубеж.
— Привет, — просто сказал Вайатт, и его голос показался им незнакомым, а глаза были глазами чужого человека.
Люси медленно и неуверенно обняла мужчину, которого вырастила. Вайатт был высок и силен, выше Перси, и одним своим видом внушал благоговейный страх. Закаленный в боях, он являл собой образ древнего воина, нашедшего свое племя, свою судьбу и пребывавшего в мире с самим собой.
— Значит, ты не собираешься возвращаться в бизнес? — спросил позже Перси.
— Нет,
Он кивнул. Значит, начинать сначала будет нечего. Он протянул сыну руку и крепко сжал ладонь Вайатта.
— Тогда я желаю тебе благополучной высадки, сынок, — сказал Перси.
В том, что Вайатт принял такое решение, Люси обвинила мужа. Она уже знала, что Вайатт догадался о том, что Мэттью был его братом.
— Почемуон должен работать на отца, который предпочел ему своего первенца?
— Полагаю, Вайатт смирился с этим, Люси, — сказал Перси.
В глазах ее сверкала старая боль. Перси понимал, что жена до глубины души уязвлена тем, что лишилась единственного сына. Она так ждала возвращения Вайатта, ждала, что он женится и у нее появятся внуки.
— Может быть, но не простил тебя, Перси, — заявила Люси. — И не простит никогда. Тот факт, что он решил остаться в морской пехоте, - лучшее тому доказательство.
Прошло пять месяцев с тех пор, как Вайатт вернулся в полк, и однажды утром Перси оторвался от газеты, которую читал, и обнаружил, что рядом с ним стоит Люси. На ней были костюм и шляпка. На плечах красовалось норковое манто.
— Куда это ты собралась в такую рань? — с удивлением поинтересовался он. Его супруга редко продирала глаза раньше десяти.
— В Атланту, — ответила Люси, натягивая перчатки. — Я буду там жить, Перси. Мне больше нечего здесь делать, раз Вайатт не собирается возвращаться домой. Я уже сняла особняк на улице Пич-три и договорилась с Ханной Барвейзе о том, что она упакует и отправит мои вещи. — Она вытащила из сумочки лист бумаги и протянула его обескураженному Перси. — Вот адрес и список моих расходов. Кроме того, я требую определенную сумму каждый месяц на личные нужды. Общий итог внизу страницы. Я уверена, что ты сочтешь сумму приемлемой хотя бы ради того, чтобы навсегда избавиться от меня.
— Я никогда не хотел избавиться от тебя, Люси. И никогда не говорил этого.
— Еще бы! Ты слишком хорошо воспитан. Но так будет лучше для всех нас. А теперь, в память о старых временах, ты не мог бы отвезти меня на вокзал?
Перси не пытался отговорить ее, но уже на перроне, глядя сверху вниз в ее пухленькое личико, он вспомнил ту девушку, встречать которую приехал сюда двадцать шесть лет назад.
— Много воды утекло, Люси, — проговорил Перси, чувствуя, как защемило у него в груди.
— Ага, — согласилась она. — Единственная проблема заключается в том, что мы с тобой стояли и смотрели на нее с разных берегов реки.
Ее шляпка сидела чуточку косо. Он поправил ее и нерешительно поинтересовался:
— Ты не хочешь развестись, пока еще есть время посмотреть, как она течет, стоя на одном берегу с кем-нибудь другим?
— Ни за что на свете! — рассмеялась Люси неприятным смехом. — Можешь забыть об этом. Ни о каком разводе не может быть и речи, во всяком случае до тех пор, пока Мэри Толивер ДюМонт еще жива.