Знак шпиона
Шрифт:
Дьяков оперся локтями о колени, обхватил подбородок правой рукой, заслоняя обзор оперу, сидящему напротив. Указательным пальцем левой руки залез в нагрудный карман пиджака, вытащил и спрятал в ладони лезвие опасной бритвы. Затем глубоко зевнул и незаметно сунул лезвие в полость рта, убрал руки от лица. Действуя языком, вертикально уложил бритву между щекой и зубами. Береженого бог бережет.
Очень не хотелось обращаться к недоумку, листающему комиксы, но больше переброситься словом все равно не с кем.
– Простите, –
– Угу, – ответил Колчин, не поднимая головы.
– Понимаю. Ясно. А много времени отнимет проверка паспорта?
– Не-а.
– Видите ли, я очень спешу.
– Угу.
– Я не просто турист, я деловой человек. Сегодня хотел уехать к родственнику в Германию.
– Ага.
– Он меня очень ждет, давно не виделись. Ну, как бы это объяснить? Родственные чувства и все такое.
На этот раз Колчин ничего не ответил, послюнявил палец, перевернул страничку и улыбнулся. Видимо, скабрезный рисунок показался ему забавным. Дьяков подумал, что полицейский не расслышал последнюю реплику. Или считает ниже своего достоинства общаться с задержанным.
– Я спешу, – Дьяков заговорил громче. – У меня планы…
Колчин поднял голову и нахмурился. Он закрыл журнал, положил его на скамью рядом с собой, снял шляпу, бросил её поверх журнала. Он внимательно посмотрел в глаза Дьякова, покачал головой и вдруг сказал по-русски:
– Не кричите. Я все слышу: у вас планы, вы спешите. Интересно знать, что это за планы? Что ты собираешься выкинуть на этот раз? Пустить кровь женщине? Пристрелишь старика? Похитить человека? Или уже придумал что-то новенькое?
В руке Колчина оказался пистолет, дуло направлено в грудь Дьякова. Молчание длилось пару секунд, которые показались вечностью. Свободной рукой Колчин вытащил из бокового кармана пиджака наручники, бросил их на противоположную скамейку.
– Пристегнись к ручке за твоей спиной.
Дьяков взял браслеты, оглянулся. На стенке фургона на уровне человеческого плеча укреплен горизонтальный поручень, за который могли держаться пассажиры, если фургон трясло на плохой дороге. Он снова положил наручники на скамейку, приподнял стоявшую на коленях сумку, якобы она мешала справиться с браслетами. Резко оттолкнув сумку от себя, бросил её в грудь Колчина. Колчин повернул корпус влево, стараясь одной рукой отпихнуть сумку в сторону. Пальцы, сжимавшие рукоятку пистолета, разжались. Сумка, перевернувшись в воздухе, полетела на пол.
Этого мгновения Дьякову хватило, чтобы ладонями ухватиться за край лавки, выбросить вперед ногу и носком ботинка ударить по правой руке противника. Пистолет вылетел из пальцев, ударился о потолок фургона, полетел вниз и через секунду исчез под решеткой, покрывающий пол. О том, чтобы броситься к оружию, просунув руку между прутьев, попытаться достать пушку, не могло быть и речи. Дьяков, оттолкнувшись руками от скамейки и подошвами от пола, рванулся вперед. Прыгая, он занес правый кулак для сокрушительного
Колчин, насколько позволяло пространство, отклонил корпус назад, высоко поднял колено правой ноги. Не отрывая левой опорной ноги от пола, резко выбросил вперед правую ногу, целя каблуком в пах противника. Но попал в живот, чуть ниже солнечного сплетения. Удар был нанесен на противоходе, поэтому получился мощным, очень чувствительным. Дьяков рухнул на колени, в глазах потемнело от боли. Колчин бросился сверху на своего противника, так ударил в грудь коленями, что ребра затрещали. Когда Дьяков рухнул спиной на пол, повалился ему на грудь и провел два сокрушительных удара по лицу, слева и справа.
Дьяков зарычал по-звериному, он не потерял сознания, не вырубился, он разозлился. Колчин, растопырив ноги, сел на грудь противника, что есть силы, сжал бедра, не давая тому перевернуться на бок или на живот. Одной рукой он прижимал к решетке плечо Дьякова. Другой рукой ухватил его за волосы, дернул голову на себя, и резко толкнул основанием ладони в лоб. Дьяков смачно ударился затылком о металлическую решетку. Колчин пять раз подряд повторил этот прием. Из правого уха Дьякова тонкой струйкой полилась кровь, но он не обратил внимания на этот пустяк.
Обхватывал Колчина руками за плечи, стараясь приподняться, приблизить к нему свое лицо, чтобы снизу вверх ударить основанием лобной кости в нижнюю челюсть или в лицо. Но Колчин держался крепко, сохраняя дистанцию. Он снова толкнул голову противника. В фургоне было жарко, как в финской парной, пот стекал по лбу на верхние веки, попадал в глаза, но не было лишней секунды, чтобы стереть соленые жгучие капли. Дьяков бился затылком о решетку, и мир плыл перед его глазами, разваливался на части, тесное пространство фургона расширялось до бесконечности. Перед глазами раскрылся купол ночного неба, в котором висели, качались, подвешенные на ниточки, далекие звезды.
Наконец Колчин отпустил волосы, занес правый кулак для нового удара по лицу. В это мгновение Дьяков выпустил его плечи из своих ладоней, отставил локоть назад, насколько хватало возможности, и пучком собранных вместе пальцев резко ударил в горло противника. Колчин почувствовал острую боль, перехватило дыхание, он глотал воздух открытым ртом и не мог вобрать в себя ни одного глотка.
Дьяков оттолкнулся подошвами ботинок от пола, свалил захрипевшего противника на бок. Растопырив руки, резко свел их, одновременно ударив Колчина чашечками ладней по ушам. Это был коварный и жестокий удар. Боль оказалась нестерпимой, будто между ушами пропустили электрический разряд в сто тысяч вольт. Показалось, в голове разорвалась граната, изрешетившая осколками мозги. В короткую секунду просветления Колчин успел подумать, что вырубись он сейчас от боли, большая игра будет проиграна окончательно, без шанса на реванш. Дьяков привстал на корточки, занял позицию наверху, над лежащим противником, замахнулся, чтобы вложить в последний удар всю силу и вес своего тела.