Знак синей розы
Шрифт:
Опять увидел Матюшин рваный тулуп и дочерна закопченные руки. Они словно назойливо лезли в глаза.
И вот они уже совсем близко — эти руки. Почти касаются сапог лейтенанта. Как это произошло? Значит, он сделал два-три шага невольно, не отдавая себе отчета. Матюшин смутился, — вообще-то он привык основательно взвешивать свои поступки. А человек в тулупе как будто напрягся. Полузакрытые глаза его сомкнулись. На верхней губе упрямо дрожала какая-то жилка.
Надо спросить его… Матюшин не успел подготовить вопрос и поэтому, недовольный
— Ваша фамилия?
— Цапов, — ответил тот и открыл глаза. В них было удивление — да, не испуг, не тревога, а просто удивление.
— Хорошо, — сказал лейтенант и отошел.
Он заговорил с девушками, которые все еще перекладывали свои пожитки. Едут в Самарканд, надеются, что там еще тепло. А тот, чернолапый, в тулупе, лежит в той же позе, закрыв глаза, запрокинув голову.
— Цапов, Цапов, — повторил про себя Матюшин, шагая к сторожке. Привязчивая, царапающая фамилия.
Он отыскал паспорт Цапова, раскрыл. Цапов Георгий Никифорович, родился в Пензе… Все на месте: печать, фотокарточка, похожая и вместе с тем чужая. Четкий штамп треста Углеразведка, где Цапов работал. Прописан был на проспекте Майорова.
Матюшин попытался вспомнить, где проспект Майорова, но не смог. Он плохо знал Ленинград. Из окна госпиталя виден был крохотный кусочек города — мост через Невку, деревья парка. Погулять по Ленинграду не довелось.
Паспорт Цапова своей обыденностью огорчал лейтенанта. А другие паспорта, уложенные стопками, возвышались непроницаемой, хмурой преградой. Они, словно в заговоре против Матюшина, укрывают неуловимого Карла…
Цапов, как все ленинградцы, давно не мыл руки, — и у него, на проспекте Майорова, отказал водопровод, а копоть от печурки черная, въедливая. Верхняя губа Цапова сейчас дрожит от холода — ведь рваный тулуп слабо защищает его. Вот и все.
… Матюшин выругал себя. Дал волю фантазии- вот она и куролесит, сбивает с толку.
Карл Хофрат ехал на восток, готовый ко всяким превратностям, но разве можно все предусмотреть в России, все-таки загадочной, несмотря на обилие учебников, прочитанных в Кенигсберге! Не входила в план и задержка на Ладоге, у пристани.
Вообще, по замыслу начальства, Хофрату надлежало пребывать в Ленинграде до вступления немецких войск. До того момента, когда город, по образному выражению фюрера, «как спелый плод, сам упадет в руки».
Эти слова фюрера, выступавшего в Берлине, были покрыты аплодисментами и возгласами «хайль!» Хоф-рат не сомневался, что так оно и будет.
На курсах абвера — секретной службы Германии — он усердно изучал все предметы, и в особенности место своей предстоящей деятельности. Ему отвели один из проспектов Ленинграда, в недалеком соседстве с двумя вокзалами и крупными предприятиями, имеющими оборонное значение.
В зале, посвященном Ленинграду, на длинном столе сооружена точная миниатюрная
Весь проспект, во всех подробностях, Хофрат держал в уме, — иначе он не выдержал бы экзамена.
Полковник не допустил его к макету.
— Вы двигаетесь, ну, скажем, со стороны Невского, — сказал полковник. — Не закрывайте глаза. Они вам могут понадобиться в любую минуту. Итак, начинайте!
— В доме номер один булочная и мясная лавка..
— Сколько этажей? — перебил экзаменатор.
— Пять
— Вы поднялись на площадку пятого этажа с парадного входа. Что вы видите?
— Крыши заводских цехов.
— Это очень важно. Дальше!
— Других выгод дом не обещает. Двор непроходной. Номер три, следующий дом, значительно интереснее.
— Двор сообщается с улицей, идущей параллельно проспекту, и с переулком, пересекающим его.
— А возможности обзора?
— Тоже неплохие. Крыши тех же цехов.
— Вы опять закрываете глаза, Хофрат! Что за скверная привычка!
— Так точно, господин полковник!
— Допустим, этот завод является объектом для бомбометания. Как вы расположите своих людей?
— В доме три, в доме пятнадцать…
Полковник помучил его изрядно и в конце похвалил. Хофрат сумел разместить ракетчиков, сумел обеспечить им пути отхода. Ракеты полетят с разных позиций, так что все важнейшие цехи окажутся под ударом.
Хофрат с радостью покинул курсы. Он предвкушал небольшое приключение в Ленинграде, короткое и не очень опасное. Плод для Германии созреет быстро!
Отлично пригодится русский язык, усвоенный в Риге, в гимназии. Отец еще нанимал репетитора. Отец был уверен, что рано или поздно власть большевиков кончится и в России снова откроются немецкие магазины.
Однако война затянулась. Ленинград упорно не сдается, бомбы и снаряды рвутся на его проспектах, но желаемого результата это не приносит. Все чаще самолеты, нацеленные на Ленинград, направляются на другие объекты. И Хофрату наконец дали понять, что его — ценного, уже опытного агента — нецелесообразно держать в Ленинграде. Пусть назначит из числа ракетчиков заместителя и обеспечит все необходимое для переезда в глубокий тыл страны.
И Карл отбыл из Ленинграда с заданием обосноваться на Урале, в большом промышленном городе.
У Матюшина нет полной, стопроцентной уверенности, что перед ним сидит Карл.
Хофрат чувствует это. С его лица не сходит выражение обиженного удивления. Вместо того чтобы отправить людей поскорее, держат на холоде да еще устраивают никчемные допросы! Он так и сказал лейтенанту- слабым, капризным голосом дистрофика.
— Все равно они еще там тяпают, — говорит Матюшин. — Надо уточнить кое-что.
— Что ж, если надо…
— У вас тут штамп… Углеразведка, город Кемерово… А едете из Ленинграда.