Знак Зверя
Шрифт:
— Он говорит, — произнес генерал, кивая на Крабова, — что ты со своими ребятами можешь у черта на рогах повязать флажки и вернуться.
Осадчий молча и бесстрастно смотрел на полное, бритое, потное золотобровое лицо.
— В общем, — сказал генерал, — ставлю задачу: прибыть на место падения, разобраться, что и как, — кто жив? кто мертв? где они? — прочесать все, найти, отбить. Задача ясна? Выполняй.
Вечером разведрота высадилась неподалеку от разбившегося и сгоревшего вертолета. Солдаты разделились на две группы: одна направилась к вертолету, другая — к подножию гребня, ощетинившегося
Вертолеты ушли в лагерь.
Жаркий, пыльный, дымный день угасал. На соседних горах перестрелка продолжалась, время от времени батареи наносили удары, взрывались мины.
У сгоревшего вертолета разведчики никого не обнаружили, ни мертвых, ни живых. Осадчий приказал первой группе во главе с лейтенантом спуститься в ущелье, а сам со второй группой перевалил через гребень. На скалах осталось несколько человек с пулеметом. Они смотрели во все стороны и покуривали. Внизу громоздился сгоревший вертолет. На соседних горах вспыхивали красные звезды, вставали дымы взрывов. Над далекими западными горами висел, как разделанная тучная багровая туша, жирный закат. В ущельях стояли сумерки.
Разведчики под командованием лейтенанта, недавно прибывшего из Союза, спустились на дно ущелья, и почти сразу же один из них окликнул офицера:
— Идите сюда, тащ ант.
— Ну что? — придавая своему голосу грубость, спросил лейтенант.
— Труп.
Между камней лежало что-то обожженное, грозящее неровным острым страшным розово-белым наконечником из-за пазухи.
Закат провалился, сгинул за горами, небо налилось тихо сияющей темной голубизной и оросилось каплями чистого света. Пришла ночь. Бои на горах поутихли. Лишь там и сям сверкали одиночные выстрелы, да изредка пролетала красная очередь, похожая на фоне остроконечной черной вершины на новогоднюю гирлянду.
Солдаты ужинали в темноте: ели консервированную кашу с тушенкой, галеты, сахар, прикладывались к фляжкам. Поев, лежали на теплых камнях, задремывали, прижимая к себе автоматы... Все надеялись, что передышка до утра. Хотелось верить, что будет так. И хотелось верить, что утром все закончится, база будет ликвидирована, а ее защитники перебиты и пленены... Но еще предстоит обратная дорога, — снова лезть по кручам, снова бороздить степь, хлебая пыль, ожидая взрыва под колесом. И неизвестно, отпустят ли сразу полки, может быть, генерал поведет их дальше, к какому-нибудь новому гнезду в горах.
Глаза слипались... Но ночь засвистела и раскололась. Ударила артиллерия. Свистящие стаи прилетали из долины и, вонзаясь в горы, выдирали красные куски, и горы ревели и хрипло трубили.
Артобстрел длился час, и, когда батареи умолкли, во все стороны полетели красные и зеленые очереди, застучали пулеметы. Над склонами зашипели осветительные ракеты. Пехотные роты медленно поползли вверх, поползли, прижимаясь к камням, цепляясь скрюченными пальцами за выступы.
Черепаха с рацией на спине следовал за лейтенантом, плохо понимая, куда они ползут. Солдаты ползли вверх, затем поднялись и побежали, залегли, встали, достигли гребня и побежали вниз, спустились в распадок и полезли вверх.
Черепаха целый день провел на горах среди криков и пуль, но еще не видел ни одного из защитников этих гор, ни живого, ни мертвого. И
Солнце встало над сизыми хрупкими вершинами, синее ущелье наполнилось светом, на дне матово заблестела река. Рота медленно спускалась по тропе. Тропа была узка, едва заметна; иногда она исчезала, и солдаты, рискуя сорваться, ползали по склонам, отыскивая ее. Ущелье наполнялось теплом.
В полдень разведрота спустилась к реке. Солдаты снимали панамы, зачерпывали горную зеленоватую воду и лили ее на потные грязные головы, обмывали лица.
Ущелье расширялось. И наконец распахнулось: в степи на берегу реки стоял небольшой кишлак. Стоп. Осадчий вскарабкался на меловую осыпающуюся скалу, приник к биноклю. Через некоторое время он спустился, отряхнул штормовку и штаны.
— Пора поесть.
— Вы думаете — там?.. — спросил лейтенант.
На меловой скале уже лежал и наблюдал за кишлаком солдат. Осадчий вскрыл банку с перловой кашей, вынул ложку, положил на плоский камень стопку галет, сахар. Взглянул на лейтенанта и кивнул.
13
Заскорузлые соленые пехотные роты продирались сквозь зной, пыль и страх к базе. То и дело батареи били по горам, расчищая пехоте путь. После обеда появились узкие быстрые пятнистые крокодилы: они наклонялись и, вереща, выбрасывали из-под коротких крыльев красные перья. Они метали перья, как стимфалийские птицы, и перья оглушительно гремели, коснувшись земли, и раскалывали камни.
После залпов батарей и налета стимфалийских крокодилов горы должны были наконец замолчать. Но едва роты двинулись — сверху ударил гранатомет, огненная болванка пролетела по воздуху, коснулась склона и, подпрыгивая, понеслась вниз, клюнула камень и лопнула, пехотинцы попадали, засвистели осколки. Гранатомет выплюнул еще одну болванку. И сверху забили пулеметы. Пехота отступила. Запросила огня. Батареи ударили. Горы задымились и закачались. Горы дымились и качались долго. Батареи умолкли, и пехота, сжав зубы, обливаясь потом, сквозь пыль и гарь -
(так по тексту книги, строчка не закончена — прим.OCR)
Сверху посыпались пули. Пехота залегла.
Черепаха пластом лежал на горячих камнях, прикрывшись рацией. Рядом был автомат. Он стрелял мало, экономя по приказу лейтенанта патроны. Он стрелял, не зная, куда и в кого. Куда-то в кого-то. В того, кого нет.
Как-то все так получается, пули где-то в пространстве поворачивают и возвращаются, где-то там, вверху, есть такой изгиб, и пули возвращаются. А базы никакой нет, и никаких духов нет. Они сами стреляют в себя. И пока будут стрелять, не смогут пробиться туда, куда пробиваются. И тут не помогут ни реактивные батареи, ни крокодилы, ни золотобровый генерал.