Знаки ночи
Шрифт:
Разумеется, это все были отмазки, но звучали они у меня в голове очень убедительно. А потому через час с небольшим я подходил к своему подъезду, вдыхая забытый за две с половиной недели пыльный и жаркий городской полуденный воздух.
– Э, стой, а!
– открывая подъездную дверь, услышал я женский голос - Стой!
Как ни странно, этот оклик предназначался мне. Это была дворничиха, она потрясала метлой, довольно шустро приближаясь ко мне. Как ее, блин, зовут-то? Вроде, Фарида. Или Хафиза?
– Ты что делаешь, а?
– даже не подойдя
– В смысле?
– опешил я - Надо мне было.
– Надо ему было!
– возмутилась работница ЖКХ и грозно стукнула черенком метлы об асфальт - Ты что, глупый совсем? У тебя женщина беременная, а ты уехал!
– Кто у меня?
– выпучил глаза я.
– А Маринэ с пятого этажа?
– пристыдила меня дворничиха - Забыл, э? Она твоего ребенка носит, а тебя нет! Иэээх! Так разве делают! Я ее даже не виню теперь! Чем с такой как ты жить, лучше вообще никто не надо!
Как видно, я пал в ее глазах на самое глубокое дно самого глубокого ущелья, поскольку после этих слов Фарида повернулась ко мне спиной, и отправилась восвояси.
Так я и не узнал, в чем она Маринку винит. Хотя и могу догадаться, чрезмерной нравственностью моя соседка сверху никогда наделена не была.
Но зато понял, о чем речь. Точно, было такое. Эта язва в свое время целый спектакль разыграла под названием 'Смолин подлый растлитель', для того чтобы со мной в Лозовку увязаться. На свою же голову. С тех пор все бабушки в нашем доме, равно как и работники коммунальных служб, были уверены в том, что она носит моего ребенка. И даже плоский живот, который Маринка с завидным постоянством демонстрировала всему миру, натягивая на себя вызывающие топики, не являлся аргументом, опровергающим данную аксиому.
Все-таки приятно, что есть некие вещи, которые никогда не меняются. Например -последствия маринкиных проделок. Они всегда выходят боком кому угодно, только не ей самой. Исключением может служить, пожалуй, та самая достопамятная поездка в Лозовку, когда она через свое упрямство и любопытство чуть жизни не лишилась.
А еще к таким вещам относится родной дом, особенно если ты холостяк. От чего уехал, к тому и приехал. Стабильность. Есть в этом что-то такое, согревающее душу.
– Дома!
– радостно сообщил мне Родька, которого я сразу же выпустил из рюкзака - Наконец-то!
– Не понял?
– удивился я - Ты же меня сколько времени агитировал за то, чтобы мы съехали из города в деревню?
– Было - не стал спорить мой слуга, прошлепал в комнату и залез в кресло, которое, похоже, он возвел в ранг своей личной собственности - Но чего-то сравнение не в ее пользу. Не в пользу деревни. Там телевизора нет. И чайника электрического. И воды с пузырьками, которая 'Саяны'.
– Это да - признал я, посмеиваясь.
Да и то. Мне, горожанину, охота обратно, а он, всю жизнь там проживший, рад что в город вернулся. Вот уж, воистину - кому что.
– Хозяин - облизнулся вспомнивший про свою любимую газировку
– Гречки полно - не смог я отказать себе в удовольствии немного над ним поиздеваться - И риса. И пшена.
– Да?
– опечалился Родька - И соли с сахаром?
– И их полно - подтвердил я - Ну, какие еще будут аргументы?
Слуга призадумался.
– С возвращеньицем!
– послышалось с кухни - Как съездили?
– Мое почтение, Вавила Силыч - громко произнес я - Хорошо. Мне даже понравилось там. Воздух чистый, никакой суеты и спешки. Есть в загородном существовании нечто такое, что мы потеряли. Вот даже уезжать не хотелось.
– Это, Александр, потому что ты там был гость - как всегда степенно объяснил мне подъездный, входя в комнату - Ты туда ненадолго приехал, и знал, что вернешься в город. Опять же - лето на дворе, и с погодой тебе повезло. А оставь тебя там на постоянное проживание, да особенно поздней осенью или зимой, когда все снегом завалит, то уууу! Частный дом - это тебе не городская квартира. Там капает, тут поддувает, снег самому надо чистить, дрова пилить-колоть, печку топить.
– А я на что?
– обиженно подал голос с кресла Родька.
– И еще за этим обормотом в оба глаза смотри - согласился с ним Вавила Силыч - Вот сколько всего. Так что, Александр, живи где родился, то есть здесь, в городе. Не ищи от добра добра.
– Так и в мыслях не было переезжать - заверил подъездного я - Кстати, из забавного. Я там с домовым характерами не сошелся. Он меня из дома как только не гнал. Даже душить пытался.
– Да что ты?
– изумился подъездный - Родион, а ты куда глядел?
– Чуть что, так Родион!
– взвился вверх мой слуга - Я ему, мохнорылому, три раза морду мял, объяснял, что нового хозяина надо не меньше чем старого чтить. Он не слушает, говорит, что городских в гробу видел, не указ они ему.
– Видать, из старых домовик - со знанием дела вынес суждение Вавила Силыч - Из исконных. Да и тьфу ты на него, Александр. Дом он все одно беречь станет, такая его судьба. И тебя, как хозяина, со временем тоже признает. Любить, может, и не будет, а чтить станет, никуда не денется. Ты, главное, в ближайшее время ремонт там не затевай, старые стены не рушь, чтобы его злобу до крайности не доводить. А потом все устроится. И плохо про него даже не думай, он чужого на порог не пустит и злоумышлять против тебя не станет.
Значит, с ремонтом пока не сложится. Да и ладно, мне там не жить. Да и не факт, что я вообще в этом году туда еще наведаюсь. Отпуск кончается, лето тоже к концу идет, скоро осень. Дожди пойдут, грязь там будет несусветная. А как снег ляжет, я туда и вовсе не доберусь.
Интересно, а откуда ведьмы продукты зимой берут? Летают за ними, что ли?
– А у нас тут все по-старому - Вавила Силыч сурово глянул на Родьку - Все свое дело знают, кроме одного лентяя мохнатого, который гостю даже чаю не предложит.