Знаки во времени. Марокканские истории

Боулз Пол

Они засиделись до полуночи, забавляясь все более нелепыми фантазиями.

Когда шейх уже собирался уйти в свою палатку, он склонялся к тому, чтобы разрезать кожу вдоль талии, затем содрать ее, натянуть на голову и, наконец, обмотав вокруг шеи, задушить Эль-Аруси.

Но Сиди Али это не удовлетворило, и он предложил отрезать уши и нос и заставить проглотить их, а потом вспороть желудок, вытащить их и заставить снова проглотить - ну и так далее, пока Эль-Аруси не умрет.

Старик минуту подумал, затем пожелал зятю покойной ночи и сказал, что, коли будет на то воля Аллаха, они продолжат беседу утром.

Договорить им не довелось. В глухую предрассветную пору шейх проснулся и застыл от крика: Ха

хува! Эль-Аруси!

Шейх вскочил и выбежал наружу. Палатка пленника была пуста. Он помчался к палатке Сиди Али. Молодой человек был мертв. Из глазницы у него торчало копье.

Пока шейх стоял и смотрел, не веря своим глазам, снаружи послышался топот копыт. Постепенно затихнув, он смолк. Эль-Аруси запрыгнул на жеребца самого шейха и ускакал.

Наутро, омыв и похоронив Сиди Али (добираться до Сла было далеко), шейх Абделджбар вместе с солдатами вновь пустился в погоню.

Еще до полудня они встретили коня, который медленно шел им навстречу: седло и бока были испачканы кровью. Шейх спешился, побежал и вскочил на жеребца, а затем развернул и погнал обратно. Продираться сквозь чащу было трудно, но конь хорошо знал дорогу.

Вскоре они добрались до полянки, где стояла грубая хижина. Дверь была отворена.

Шейх Абделджбар остановился в дверях, вглядываясь в темноту. Эль-Аруси лежал на полу. Ясно было, что он мертв.

Потом шейх увидел девушку, которая сидела рядом и перецеловывала обрубки пальцев Эль-Аруси. Шейх окликнул ее по имени, уже побаиваясь, что она не отзовется.

Казалось, она не услышала окрик отца. Когда он поднял ее и попытался обнять, девушка вытаращилась на него и отшатнулась. Солдатам пришлось связать ее, чтобы выволочь из хижины и забросить на лошадь к отцу.

Шейх Абделджбар привез Рахману обратно в Маморский замок. Он надеялся, что со временем она перестанет непрерывно призывать Эль-Аруси.

Однажды она была в саду и, заметив, что ворота не заперты, быстро в них шагнула. Что произошло с ней потом, остается загадкой, ведь больше ее не видели. Местные жители утверждали, что она вернулась в лес, дабы искать Эль-Аруси. Они пели песню:

Дни призрачней ночей, крадущихся меж ними Рахмана бродит по лесу, ветви цепляются за волосы

VIII

По ночам в рифских дворах деды мастерят гранаты. За каждым камнем в овраге прячется человек. Гарнизонный испанец вскакивает во сне, но ему уже перерезали глотку.

По ночам легионеры в оазисе, пьяные от горячего пива и жалости к себе, горланят патриотические песни о далекой родине. Под ветвями тамарисков песок холодный - там лежат верблюды, укрываясь от лунного света.

Ай-ай-ай-ай! Ничего путного из этого не выйдет. Здесь были американцы. Люди богатели, Особенно женщины. Даже старухи срывали покрывала И набивали рот жвачкой. Мужья напрасно ждали жен. Их похищали смазливые мордашки И зеленые глаза. А девушки причесывались на пробор И носили французские юбки. Им хотелось к американцам. И повсюду слышалось: «Хокей, хокей». Солдаты нам давали сигареты, Шоколадки

и доллары. И даже старые ведьмы носили шелковые косынки, Когда здесь были американцы, И всё: «Хокей, хокей! Бай-бай!» Сегодня - леденцы, а завтра - жвачка. Девицы мазали лица Нутовой пудрой И ели конфеты. И даже старухи пили ром С американцами. И слышалось: «Хокей, хокей! Кам он! Бай-бай!» Деньги для всех. Их возвращали девицы. Они носили сумочки. Им хотелось к американцам. И слышалось сплошь: «Хокей, хокей! Гив ми доллар. Кам он! Бай бай!»

По ночам французская полиция спокойно блокирует входы в меллах, якобы опасаясь трений между мусульманами и евреями. А по ночам она спокойно снимает защиту, позволяя мусульманам входить в квартал и мародерствовать.

Ночью, душной от аромата жасмина, тела французов и их родни валялись вдоль дорог, под кипарисами в парках, посреди дымящихся развалин небольших вилл. Еще затемно поднялся ветер.

IX

Пока испанцы управляли Шемелом, офицеры любили охоту на оленя. Зверей было мало, и они оказались меньше тех, на которых военные привыкли охотиться в Испании. Пиренейских оленей часто перевозили морем в Мелилью и выпускали в горах, где они размножались и, смешиваясь с местными стадами, производили более крупное и сильное потомство.

При испанцах жителям Шемела запрещалось иметь огнестрельное оружие. Когда чужеземцы уехали домой и передали город марокканцам, закон остался прежним.

Тогда для людей, живших в дальних лесных районах, настали тревожные времена. В округе бродили слухи о трагических случаях. Раньше олени прятались от людей, но теперь нередко сами их разыскивали и нападали, а людям нечем было обороняться.

У Си Абделазиза, зажиточного крестьянина из Чар Сердиуа, было четверо сыновей - от шестнадцати до двадцати лет. Все еще неженатые: в последние годы дел было невпроворот - даже некогда поискать невест.

Отложив некую сумму, крестьянин начал ездить по окрестным деревням, подбирая девушку для старшего сына.

Наконец в чаре, расположенном в двух часах пути, он договорился с отцом одной девушки. Си Абделазиз так и не видел ее своими глазами, но родня заверила, что у девицы отменное здоровье и она идеально подходит для замужества.

Уладив вопрос с калымом, он заплатил отцу и вернулся в Чар Сердиуа, довольный сделкой.

Своему первенцу Мохаммеду он сказал: У тебя есть жена. Справим свадьбу на седьмой день после Мулуда.

Из юношей своего чара сын выбрал ваззару, который должен нарисовать хной узоры на его ладонях, возвести перед отчим домом стенку из тростника и кустарника, а затем пойти за невестой в ее деревню.

За день до свадьбы Мохаммед и его ваззара еще не закончили стену. Они трудились с рассвета до заката, и оставался лишь один маленький участок, который Мохаммед взялся достроить сам, как только все уйдут за девушкой.

Процессия вышла в долину вскоре после полуночи, под звуки райт и барабанов. Си Абделазиз отправился с ними, пообещав, что все вернутся на заре.