Знакомство (Лестница из терновника 1)
Шрифт:
Госпожа А-Нор навещает Лью, и Лью прилагает страшно много сил, чтобы не расплакаться при матери. Ей нельзя — на неё смотрят Господа Л-Та, она должна быть идеально аристократична, это залог будущего семейного счастья. Даже Н-До не поможет, хотя он болеет душой за Лью и её репутацию.
И Лью оправдывает ожидания. Она заставляет себя говорить, хотя ей, по-моему, хочется стиснуть зубы и молчать — и просит мать забрать у Н-До её меч. Просит прощения у Семьи Л-Та, выражает надежду на то, что почтенная Госпожа Л-Та одарит оружием её первенца, надеется, что меч Госпожи А-Нор передадут второму брату и он останется
Я даю ей подышать ещё одним "семечком живи-травы", массирую её стопы, а Н-До — виски.
— Ник, скажи, это закончится скоро? — спрашивает Н-До, сам чуть не плача. — Я хочу сказать, эта её… пытка?
— Не очень, — сознаюсь я. — Но ей немного легче от твоих прикосновений. Чем больше будешь рядом, тем легче ей будет.
Н-До кивает, гладит её руки. На его лице — выстраданное понимание. Земляне чувствуют нечто подобное, поприсутствовав при родах.
Как бы там ни было, на сопереживание аборигены вполне способны.
Из всей свиты Ра лучше всего раздобывал интересные новости Крошка Ие.
Он умел сидеть или подойти так тихо, что взрослые его попросту не замечали, а поэтому ухитрялся весьма редко слышать обращённые к нему слова, вроде: "Этот разговор — не для твоих ушей, Дитя". За это ценное качество Ра не удалял Крошку Ие от себя, хотя сейчас ощущал его совсем малышом.
Время Любви разверзает пропасть между Мальчиком и Юношей, а Крошка Ие казался совсем маленьким Мальчиком. Тем удивительнее выглядела его способность открыто говорить о совершенно непроизносимых вещах.
В день Праздника Листопада, когда Ра проводил старших родственников и играл в саду с собачонкой, Крошка Ие его окликнул:
— Хорошо, что ты не поехал, Младший Господин.
— Хок! — отозвался Ра. — Ты хочешь покататься на моей лошади? Я скажу конюху…
Крошка Ие подошёл ближе.
— Знаешь, о чем Господин К-Тар беседовал со Старшими Господами?
— Отец думает, продавать ли зерно сейчас или подождать холодов, — сказал Ра безмятежно. — Позвал гадальщика спросить, что силы Земли и Неба говорят о ценах на урожай ближе к зиме.
Крошка Ие мотнул головой и, округлив глаза, прижал к щеке указательный палец — "ужас":
— Нет, благорожденный, они договаривались о помолвке твоего Старшего Брата. Знаешь, с кем? С сыном Всегда-Господина!
Ра отшвырнул щепку — пестрая деревенская шавка радостно полетела за ней.
— Врёшь!
Крошка Ие поцеловал рукоять своего меча для тренировок.
— Клянусь честной сталью.
Собачонка юлила у ног и тыкала щепкой в руку. Ра с досадой отпихнул её коленом.
— Мне не сказали… это никуда не годится!
— Старшему тоже не сказали, — Крошка Ие взял щепку
— Ты веришь в справедливость Небес? — спросил Ра. — Скажи, может ли быть, чтобы Старший убил Ди, а сына этого… у которого клинок к ножнам приржавел — признает Официальным Партнёром?
Крошка Ие пожал плечами.
— Говорят, он красивый и отлично фехтует. И подходит твоему Старшему Брату по пяти знакам, говорят.
Ра щелкнул его по носу:
— По четырем. Не сравнивай моего Отца и Всегда-Господина, гнусно!
Крошка Ие покладисто улыбнулся.
— Я этого не говорил, а ты не слышал. Пойдем в конюшню?
— Мне не хочется, — буркнул Ра, чей день был отравлен смертельным ядом. — Развлекайся со свитой, я не в настроении. Я отправляюсь читать Наставления Чистосердечным.
— Сегодня же праздник! — начал Крошка Ие, но Ра, не дослушав, ушёл из сада в свои покои.
Он взял книгу, накинул на плечи широкий шерстяной шарф и поднялся на башню. Бесконечная винтовая лестница вела на круглую площадку, с которой открывался потрясающий вид на сжатые поля, деревню, далекий золотой и лиловый лес в солнечной дымке и ленточку дороги, ведущую к ещё более далекому городу. Ра уселся между балками, поддерживающими шпиль, положил толстый, переплетённый в кожу том на колени и стал смотреть вдаль.
Но на этот раз долгое созерцание горизонта Ра не успокоило, хоть он и сидел, пока не продрог. Потом весь день всё валилось из рук: Ра не пошёл обедать, читать не получалось — глаза бездумно скользили по строчкам, развлекаться не хотелось… Тянуло вытряхнуть мешок с новостями к ногам Третьего и послушать, что он скажет, но жаль было огорчать и расстраивать того, кого мучает озноб и болит грудь. Хотелось поговорить со Старшим, хотя в последнее время он вел себя до обидного снисходительно.
Дико было думать, что Отец и Мать могли согласиться с гадальщиком, поехать праздновать в богатое и ничтожное семейство, позвать Старшего — и не сказать ему о своих планах… Ра снова злился на подлый взрослый мир, смутно осознавая, что окончательно теряет ускользающую детскую веру в справедливость, всеблагость и всемогущество родителей.
Ра расправлял ладонью потертые страницы Наставлений. На фоне душевной смуты и тяжёлых мыслей их строки, знакомые с детства, звучали необычно весомо: "Честь дороже жизни". "Семейная честь дороже личной". "Чистосердечный верит в справедливость Небес, поддерживая её на земле словом и сталью". "Благорожденный живет во имя отваги, искренности, понимания и милосердия". "Брызги грязи пятнают белизну навсегда".
Я намерен следовать Наставлениям в любой тьме, думал Ра, чуть не плача от незнакомой боли в душе. Брызги грязи пятнают белизну навсегда. Я намерен следовать слову Учителя Ю, даже если слова Отца и Мамы будут ему противоречить. Я — Младший, но я — Господин Л-Та, Господин Головная-Боль-Государей, Боец-за-Честь. Кажется, я становлюсь взрослым не только телом.
Или — это тоже детская блажь? Интересно, когда-нибудь наступит такой ужасный момент, когда на Наставления Учителя Ю нельзя будет опереться, как теперь на слова родителей? А вдруг единственная опора — это только своя собственная вера в Честь и Любовь?