Знакомый почерк
Шрифт:
Бледный и совсем потерявший свой нагловатый вид, Ричард только кивал головой.
— Часов в пять будьте дома. Вернее, ровно в пять. Если этот тип сейчас пойдет за вами, я позвоню. Если не позвоню, значит, и за мной хвост. Поняли?
— Понял.
— Если за мной хвоста не будет, передайте дяде: посылку он получит только в собственные руки, Я рисковать не намерен.
Вот и метро. Они расстались, кивнув друг другу.
Ричард сбежал по крутой лестнице. Ступив на эскалатор, оглянулся и заметил человека в серой кепке. И все внутри у него съежилось, будто он уменьшился вдвое.
А Фастов пошел дальше по улице Горького. У телеграфа его ждал Сысоев.
— Ну как?
— Парень
— Он знает, что речь идет о деньгах?
— Спрашивал о посылке.
— Ну, подождем пяти часов.
Они пошли вверх по улице Горького, откуда только что спускался Фастов: машина стояла в Малом Гнездниковском переулке. К тому же Сысоев хотел подстраховаться — проверить, не следил ли кто за Фастовым. Джорджа он знал в лицо — ему показывали фотографии…
Ричард в это время ехал в метро. Делая пересадку, он опять заметил человека в серой кепке. Что делать, что предпринять? Он лихорадочно соображал: раз за ним следят, значит, наверняка знают, где он живет. Значит, бесполезно петлять. Надо ехать домой. Но прежде позвонить Джорджу из автомата.
Выйдя из метро, Ричард зашел в будку и ждал, когда появится этот в кепке, но он не появился. Ричард позвонил Джорджу — телефон не отвечал.
На автобусе он доехал до дома, постоял под аркой, ведущей во двор, наблюдая за автобусной и троллейбусной остановками, — кепки не было. Но, поднявшись к себе, осторожно отодвинув краешек шторы и поглядев на улицу, Ричард увидел его прохаживающимся по тротуару. Ему захотелось реветь в голос, но он лишь заскулил и ударил себя кулаком в лоб. Почему и кто за ним следит?! Чего такого он сделал? Из-за клуба этого поганого? Из-за Джорджа? Скорее всего из-за Джорджа. Он же не знает, совсем не знает, чем на самом деле занимается этот иностранец. Студент! Уже дедом пора быть, а он все учится. А может, никакой он не студент? Правда, он показывал как-то свой студенческий билет, но липу сделать — раз плюнуть…
Ричарда и тянуло к окну, и боялся он выглядывать. Но через полчаса поглядел. Кепка маячила на тротуаре. Что делать, что делать? И зачем только уехали мать с отцом! Остались бы — ничего бы с ним не случилось.
Телефонный звонок заставил его вздрогнуть.
— Алло!
— Видел его? — Это был Джордж.
— Да.
— Порядок?
— Ужас, а не порядок.
— В чем дело?
— Надо срочно поговорить. Только… — Ричард сначала подумал, что Джорджу лучше не приходить к нему, но тут же сам себе возразил: мало ли людей ходит в дом, этот, в кепке, не увидит, в какую квартиру Джордж поднимется.
— Что — только? — спросил Джордж.
— Если можешь, приезжай немедленно.
Джордж появился через полчаса. Такси он не отпускал.
Ричард встретил его словами:
— Ты около дома никого не заметил?
— Кого? Ты почему со светом сидишь?
Ричард поманил его к окну, чуть отодвинул штору.
— Видишь, в кепке и коричневом пальто?
— Ну?
И Ричард во всех подробностях рассказал, как все произошло.
Джордж слушал безучастно, будто каменный. Потом переспросил:
— Если он позвонит в пять, значит, за ним нет слежки?
— Да.
— Откуда он такой опытный?..
— Тертый мужик.
— Это ясно. Но от этого не легче. Неужели из-за клуба? Или у тебя еще какие делишки есть?
— Какие там делишки!
— А черт тебя знает. Ты же все комбинируешь.
— Комбинирую! Кошкины слезы.
Джордж закурил.
— Хорошо. Мне пока не звони, я сам буду звонить. Нашим скажи, в ближайшее время не собираемся.
— Но что мне делать?
— Вернись в институт. Или поступай на работу.
— Легко
— Не будь слюнтяем. Не в коротких штанишках ходишь.
— Видишь, как ты заговорил. Я тебе уже и не нужен.
— Успокойся. Ничего преступного ты ведь не совершил, правда?
— А эти шмутки? А клуб этот твой?
— Почему же мой?
— Трепло ты.
— Но, но! Полегче. Выпей воды и будь здоров…
Джордж, подойдя к такси, обратил внимание, что чуть впереди стоит черная «Волга» с пассажиром на заднем сиденье. Он запомнил номер, сел в машину, попросил водителя свернуть на Ленинский проспект и остановиться у гостиницы Академии наук. «Волга» пошла за ними. У гостиницы Джордж вышел, забежал в бар, дошел до буфета и вернулся к машине. «Волга» стояла чуть сзади. Он велел таксисту ехать на Моховую, к зданию университета. Сомнений не оставалось: за ним тоже следят. Но для него это было гораздо хуже, чем для Ричарда.
…Сложную фигуру являл собой Джордж. Англичанин по происхождению, он учился во Франции, в Сорбонне, затем окончил университет в Соединенных Штатах, где специализировался по славистике, изучал русский и чешский языки. Затем стажировался в Чехословакии, как раз в тот год, когда враждебные социализму элементы подняли там голову. После этого несколько лет работал в различных международных студенческих организациях, а в 1972 году вдруг снова решил стать студентом и приехал в Советский Союз, чтобы учиться в Московском государственном университете. По документам ему было тридцать лет, на самом же деле тридцать шесть. Он выдавал себя за сына богатого предпринимателя, в действительности отец оставил ему после смерти лишь свой поношенный гардероб и неоплаченный счет в третьеразрядной римской гостинице, где скончался. Старушка мать жила у замужней дочери в Австралии.
Деньги, и немалые, Джордж получал через благотворительные фонды, именно через, а не от. Тратил он много, потому что стремился завести как можно больше знакомств среди молодых людей обоего пола. Он был интересным собеседником, потому что повидал свет, щедро угощал, у него всегда имелись американские сигареты — чего же боле? Для некоторых этого вполне достаточно, чтобы считать такого человека самым желанным другом. Он пользовался этим то довольно бесцеремонно, то мягко и тактично — в зависимости от особенностей объекта, с которым имел дело. Но он неизменно действовал под девизом «путь к истине лежит через сомнение» и проповедовал его как и где только мог. Девиз этот очень хорош и правилен для науки, откуда он, собственно, и взят. Но Джордж прилагал его к общественному и политическому устройству, а в этих областях, хочешь не хочешь, сей девиз приводит не к созиданию, а к разрушению. Объективности ради он беспощадно критиковал некоторые социальные установления Запада, чем вызывал порою восхищение своих малоискушенных слушателей. А когда ты закусываешь за счет оратора и куришь его сигареты, ты в ответ на его пламенную самокритику невольно будешь самокритичным. Механика нехитрая, но в таких делах чем проще, тем безотказнее. Тут изощряться — все равно что доставать правой рукой левое ухо.
Деятельность Джорджа не оставляла вещественных улик, которые можно было бы потрогать. Она не наносила государству, в котором он проживал, материального ущерба. Ее нельзя даже было назвать враждебной пропагандой — во всяком случае, ловкий адвокат без труда мог бы доказать, что здесь нет злого умысла: ведь слушает тот, кто хочет слушать, а Джордж своих слушателей цепями к стулу не приковывал. Законодатель предусмотрел в Уголовном кодексе статью, сурово карающую за физическое растление. Статьи, толкующей об идейном растлении, в кодексе нет.