Знамение смерти

Лисина Александра

Милле быстро отвернулась, а эльф сжал челюсти, чтобы не вспылить от нанесенного оскорбления. Может, в этом и зиждется некрасивая правда, о которой он давно знал, но… как она смеет произносить это вслух?!! Сравнивать его со Светлыми?! Проклятье… нет, нельзя показывать злость, а то она закроется и больше не скажет ничего, а мне так нужно узнать больше. О Тире, о ней, о его силе и многом другом.

– Не стоит говорить со мной в таком тоне, девочка, - вкрадчиво сказал Владыка Тирриниэль.

– В каком же тоне мне говорить, если иного вы не заслужили?
– насмешливо отозвалась Мелисса, на мгновение посмотрев почти

в упор.
– Но ты прав: мне не нравится твой народ, не нравится твой Лес и то, что мы вынуждены здесь оставаться. Однако сейчас у нас нет выбора, а ты сидишь рядом, не пытаясь понять и даже не умея этого делать. Вернее, НЕ ЖЕЛАЯ! Я права? Хотя можешь не отвечать: я и так это знаю. Но сейчас ты представляешь здесь весь Лес, и поэтому я говорю именно тебе. Как правителю, как главному. Тому, кто имеет голос и способен отстраняться от своих эмоций… вы не умеете жить в мире. Презираете его. И в этом - ваша главная ошибка.

Она снова отвернулась, но пораженный этой смелой отповедью эльф, к собственному изумлению, вдруг остыл. Будто ее громадные синие глаза сумели на корню заморозить его жутковатую ярость, загасили ее, залили своей бездонной морской глубиной. И противиться этому не было совершенно никакой возможности.

"Колдунья, - с удивлением понял Владыка, торопливо просматривая ее ауру.
– Нет, абсолютно ничего! Странно: аура совсем обычная, и магии в ней я не чувствую. Совершенно нормальная, как и положено смертной… но такого не бывает!"

– А ты смелая, - наконец, произнес он вслух, с еще большим удивлением изучая точеный профиль Милле.
– Невероятно смелая: знаешь, как мало людей… да и эльфов тоже… рискнуло бы говорить о том, что сказала сейчас ты? Сколько тебе лет, дитя?

– Шестнадцать.

– Очень странно. Ты рассуждаешь совсем не как подросток.

– Я рассуждаю так, как научила меня мама, - спокойно отозвалась Мелисса.
– И поступаю так, как поступил бы в подобной ситуации отец.

– Гм. Наверное, твои родители - необычные люди?
– задумчиво предположил эльф.

– О да. Такой пары больше не встретишь нигде на Лиаре.

– Они уже стары?

Мелисса странно хмыкнула.

– Нет, просто прожили достаточно, чтобы не доверять Перворожденным.

– Значит, это они научили тебя избегать нас и ненавидеть?
– понимающе кивнул он.
– Что ж, полагаю, этому есть веская причина?

– Безусловно, - сухо подтвердила девушка.
– И тебе она хорошо известна.

– Неужели?

Девушка снова ненадолго обернулась и пристально взглянула, но промолчала. Только глаза потемнели, в них метнулась настоящая боль, да в уголках рта появилась скорбная складка.

Владыка Тирриниэль в который раз напомнил себе, что нужно быть терпеливым, и как можно мягче улыбнулся:

– Так что же это за причина дитя?

Мелисса окончательно помрачнела.

– Тебе не все равно?

– Нет, - честно ответил эльф, внутренне подобравшись.
– Все, что касается Тира и тебя, имеет для меня значение. Ты сказала, что я не хочу понимать, но это не так: сейчас я очень хочу вас понять. Прошу тебя, скажи. Для меня это важно. Я действительно хочу знать.

Ну, вот и подошли к главному. Если она не испугается, если не закроется и не сбежит, возможно, удастся узнать точно. Найти подтверждение своим догадкам или же опровергнуть их. Понять, наконец, в чем

дело и как вести себя с этими детьми дальше, потому что неопределенность уже начинает сводить с ума. Каждый час, проведенный в компании этих упрямцев, будто год жизни в иное другое время. Не зря же у меня голова второй день гудит, как растревоженный улей, а в мыслях бесконечные чередой идут вопросы, на которых пока нет правильных ответов. Тир - словно неподатливый камень: жесткий и непримиримый. Молод мальчик, да не доверчив. Умненький, эльфеныш, даже гордость берет. Но он ни за что не пойдет навстречу, не станет откровенничать, что бы ни случилось. Даже сейчас насторожен, как дикий зверь. Такой же чуткий и всегда готовый к бою. Всегда готовый дать отпор. Его не убедить быстро, не склонить на свою сторону. Его можно только сломать, но это - единственное, чего нельзя допускать ни в коем случае. А ты… Милле, ты гораздо мягче, чем он. Ты чувствительнее и нежнее, ты невинна и прекрасна, как первый весенний цветок. И ты даже начала понемногу оттаивать… но как же мне тебя убедить, девочка? Как заставить раскрыться хоть немного? Сегодня, сейчас? Пока у меня самого еще есть время?

– Милле?
– осторожно напомнил о себе Владыка Тирриниэль, когда она снова не ответила.

Девушка тяжело вздохнула.

– Я… я не могу.

Краале вортан! Иррадэ! Иттара!..

Владыка едва не выругался вслух, но, к счастью, вовремя прикусил язык. Нет, нельзя. Ни в коем случае нельзя показывать, насколько он взбешен. Ну и что, что никто и никогда не осмеливался вести себя с ним, как с простым смертным! Ну и что, что ни одному бессмертному он не позволял подобной фамильярности и (чего греха таить) такого пренебрежения! Какая разница, что его эти двое не только не уважают, не боятся, но еще и смеют огрызаться! Их нельзя и пальцем тронуть! Торк возьми, как говорят люди! Просто идиотская ситуация! Пришел сюда, как болван, хотя мог бы просто потребовать привести этих упрямцев прямо в Чертоги! Понадеялся, что хоть кто-то это оценит! Сидел тут, как крестьянин, на голой земле и велел охране даже носа не казать, чтобы не замараться недостойным Владыки поступка, а тут…

Тирриниэль тихо сцедил воздух сквозь зубы, надеясь, что его глаза не стали слишком красными и что внимательно поглядывающий в его сторону внук этого не заметит. Затем прикрыл веки, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, а потом предпринял последнюю попытку.

– Милле, - вежливая просьба далась с огромным трудом: не привык он просить. Ни у кого не привык. А вот нате вам, пришлось на старости лет.
– Пожалуйста… я очень хочу понять.

– Извини, я действительно не могу сказать все, - поджала губы Мелисса.
– Просто постарайся в разговоре с Тиром не упоминать имени своего старшего сына. Этого будет достаточно.

Владыка эльфов замер, стремительно покрываясь громадными мурашками.

– А при чем тут… о ком ты говоришь?!

– Мы сами недавно узнали, - вдруг прошептала она, крепко зажмурившись.
– Случайно. Мама никогда не хотела, чтобы это случилось, и я только месяц назад поняла, почему они с отцом так не терпят Перворожденных, почему забрались в такую глухомань, подальше от вас и других людей, почему не желают видеть никого из Темных и эльфов вообще, кроме одного единственного старого друга. И почему они так не хотели, чтобы о Тире когда-нибудь узнали.