Знамение
Шрифт:
— Где? — произнесла она.
Он сидел и напряженно смотрел на нее.
— Я узнал, у кого они, и отобрал, — сказал он.
Она снова посмотрела на украшения. Многие из них вызвали у нее воспоминания. Вот эту золотую пряжку ей подарила Тора осенью, когда она вышла замуж за Эльвира. Это янтарное ожерелье ей преподнес Эльвир в первую годовщину их свадьбы.
Хотя она была рада получить свои вещи обратно, все же с его стороны было бы разумнее подарить ей что-нибудь другое. Встретив его взгляд, она не знала, что ей сказать или
Она ничего не сказала, только взяла его руку и на секунду приложила к своей щеке. Он внезапно сделал глубокий вдох.
— Сигрид, — прошептал он. И она увидела в его глазах стремление прижать ее к себе. Она же испытывала желание отодвинуться от него; сделать это ей было легко, ибо в кухне было много народу. Она сжалась при мысли о том, что через некоторое время они будут супругами.
Он понял, о чем она подумала, ибо в глазах его потух огонек, и заговорил о другом.
— Что ты сказала вчера Йону священнику? — спросил он. — Он совершенно сбит с толку; он говорил, что рассказал о тебе епископу, и Гримкелль выразил желание встретиться с тобой, как только ты придешь в себя.
Сигрид попыталась вспомнить разговор со священником, и у нее появилось чувство, что она наговорила лишнего.
— Я бредила, — сказала она. — И ничего не помню. Он что-нибудь рассказывал?
— Ничего, кроме того, что ты о христианстве знаешь больше, чем любой другой язычник, которых он встречал. Даже больше многих, именующих себя христианами. — Он немного помолчал, а затем спросил: — Ты сказала правду королю, что Эльвир был крещен?
Она кивнула головой. Кальв долго молчал.
— В Мэрине не должно было быть кровопролития?
Она покачала головой.
— А почему ты не захотела сказать королю, кто отказался привести к Эльвиру священника.
Отвечая, она смотрела прямо ему в глаза:
— Это был твой брат Финн.
Прошло много времени, прежде чем он, глядя в пол, тихо произнес:
— Спасибо.
Их как будто в этот миг что-то разделило их, и она подумала, как возобновить разговор.
— У тебя есть другие братья? — спросила она наконец.
— Да, — быстро ответил он. — Нас семеро братьев и одна сестра. Ее зовут Рагнхильд, и она замужем за Хореком из Тьотта.
— Семеро братьев? — Сигрид была подавлена. Она не привыкла к такой огромной родне. — Как их зовут?
— Старшего брата зовут Торберг. Он живет вместе с отцом и матерью в Гиске. Он наследует усадьбу. Женат на дочери Эрлинга Скьялгссона, которую также зовут Рагнхильд.
— Сигурд, мой брат, женат на сестре Эрлинга, — сказала Сигрид. Кальв кивнул. Это было ему известно.
— Следующий по старшинству я, — сказал он. — Затем идут Финн, Эмунд, Кольбьёрн и Арнбьёрн. Самый младший — Арни.
— Думаю, мне потребуется много времени, чтобы узнать их всех, — улыбнулась Сигрид.
— Ты познакомишься со всеми. Они хорошие парни, за исключением…
Он замолк.
— Мы
— Ты совершено не похож на него, — промолвила Сигрид.
Помолчав, она спросила:
— Ты познакомился с моими сыновьями?
— Да.
— И как они тебя приняли?
Он почувствовал себя несколько неловко. Но поскольку она продолжала смотреть на него вопросительно, он почувствовал, что должен ответить.
— Я не знаю, кто из них старший; они почти ровесники.
Она поняла, что встреча была трудной для всех троих, и больше ни о чем не стала спрашивать.
— Младший, Турир, самый сильный из них, — сказала она.
На дворе раздался звон колокола. Это означало, что настало время вечерней трапезы. Кальв поднялся.
— Я приду позднее, — промолвил он, быстро и несколько неуклюже погладив ее по щеке.
— Думаю, я скоро встану на ноги, — сказала она. — Если тебя спросят, можешь сказать, что я готова встретиться с епископом завтра.
Но все же она чувствовала себя неуверенно, когда поднялась и прошла несколько шагов.
Несколько раз во время трапезы взгляд Кальва задумчиво останавливался на Финне. Он должен был расспросить Сигрид, что же произошло в Марине: он ей поверил, когда она сказала, что там не должно было бы быть кровопролития.
Его глаза встречались и со взглядом конунга Олава, сидевшего за столом недалеко от него.
Он уже много лет был сторонником короля, знал его жестокость и вспыльчивость. Но Кальв считал, что жестокость — неплохое качество для короля, желающего удержать власть в своих руках в мятежной стране. И он восхищался Олавом, видя его храбрость и предприимчивость; в убежденности этого человека в том, что право быть конунгом в стране, ниспослано ему самим Богом, было что-то величественное. Его уверенность могла увлечь и других. Когда он отправлялся в поход по Норвегии и именем Христа подчинял себе людей, то, несмотря на невзрачную внешность и малый рост, производил впечатление короля — героя прошлых времен. И поклонение перед ним все более превращало его в конунга.
Кальв в эти годы был одним из ближайших друзей короля. Поэтому он видел и то, что другие наблюдать не могли: человека за обликом героя.
Он видел человека честного в своей вере и в попытках укротить свой буйный нрав, который глубоко раскаивался, когда сам понимал, что поступал неправильно. Но он также видел человека, слишком энергично насаждавшего христианство в стране, привыкшего с детских лет ставить себя выше любых законов. Видел Кальв и такие черты короля, которые нравились ему еще меньше: мелочность и жадность. Он поражался, что такой могущественный человек может так сильно страдать, когда видел, что допустил ошибку.