Знаменитые писатели Запада. 55 портретов
Шрифт:
Плодом этой любви явилась пьеса «Хандра влюбленного». Такие плоды — не редкость. У любого творца — художника, писателя, поэта — все любовные переживания, пройдя через фильтр души, становятся кристаллами слов, рассказом о любви и ее перипетиях. Гёте — не исключение, а лишнее подтверждение тому, недаром он сам признавался: «Все мои произведения — только отрывки великой исповеди моей жизни».
Лейпциг — город неудачной любви для Гёте, но и Страсбург, куда его отправили для изучения юриспруденции, тоже оказался не совсем приветливым городом в плане чувств. В те годы, когда там появился Гёте, Страсбург был увлечен танцами. Танцевали все. Как заметил один
Гёте молод и охотно вписывается в обстановку общего веселья, для чего берет уроки у местного танцмейстера. На его беду, у этого танцмейстера две дочери — Люцинда и Эмилия. Нетрудно догадаться, чем закончились уроки танцев: кто-то кого-то полюбил. Да, но в запутанной комбинации: Гёте полюбил Эмилию, а Люцинда полюбила Гёте. По этому поводу вспоминаются стихи другого немецкого классика, Генриха Гейне:
Всё это старо бесконечно И вечно ново для нас, И тот, с кем оно приключится, Навеки сердцем угас.Нет, Гёте сердцем не угас, это было закаленное любовью сердце, но ему пришлось пережить трагикомическую сцену выяснения отношений между сестрами. Когда юноша, выяснив, что нет никаких шансов на взаимность с Эмилией (у нее был жених), пришел прощаться к сестрам в дом, те начали «рвать его на части». Люцинда в исступлении кричала:
— Этот человек никогда не будет моим, но и твоим он никогда не будет. Бойся моего проклятия! Да обрушится горе на ту, которая первая поцелует его после меня! Ну, можешь теперь бросаться ему на шею! Посмей!..
Гёте в страшном изумлении и некотором испуге покинул дом танцмейстера: такие танцы были ему явно не по душе.
Но на этом «страдания молодого Вертера», то есть Иоганна Вольфганга Гёте, не закончились: сердце требовало новых любовных переживаний, ведь ему было всего 20 лет. И новое приключение сердца он нашел в Зозенгейме. Тихая деревня после шумного города, и вместо двух шумных и эксцентричных сестер одна девушка, но какая! Маленькая живая Фридерика со вздернутым носиком и весело блестевшими глазами, на этот раз дочь не танцмейстера, а благочинного местного пастора.
Вспыхнувшая любовь длилась ровно два дня, ибо в Зозенгейме молодой человек был всего лишь проездом, направляясь во Франкфурт. Всего два дня, но за это короткое время сердце его успело раскрыться для любви, как раскрывается цветок, тянущийся навстречу солнечным лучам.
Увлеченность Гёте была такова, что он сделал предложение Фридерике, но, поостыв, понял, что их брак невозможен: оба находились на разных ступенях социальной лестницы. Это понимала и Фридерика, поэтому с ее уст не сорвалось ни единого слова укоризны. Расставание было нежным и полным слез. Гёте уехал, но еще долго помнил очаровательную деревенскую девушку, а она осталась верна ему до могилы. Несмотря на многочисленные предложения, Фридерика так и не вышла ни за кого замуж. В ее сердце царил только Гёте, сначала всего лишь велеречивый студент, а потом — великий поэт Германии.
Одна любовь заглушает другую. Старая истина, правда, оказалась неприменима к Фридерике, но к Гёте подошла вполне. Попереживав и поплакав в душе, он с головой окунулся в работу, приступив к плану создания двух своих произведений — «Прометей» и «Фауст», которые обессмертили его имя. Но литературный труд не избавил его от новых сердечных испытаний.
9 июня 1772
Отчаянию молодого человека не было предела, он даже подумывал о самоубийстве и каждый вечер ложился спать, держа кинжал под подушкой, с таким расчетом, чтобы поутру решительно покончить счеты с жизнью. Но наступало утро, забывались черные ночные мысли, кинжал оставался нетронутым, а жизнь тем временем брала свое. Хотелось страдать и работать. Гёте решительно покидает дом Лотты и тут же садится за новый роман — роман, пропитанный насквозь его несчастной любовью. Он дал ему название «Страдания молодого Вертера». Вертер — это поэтический его двойник. Вот маленький отрывочек из романа:
«В глубоком отчаянии бросился он к ногам Лотты, схватил ее руки, приложил к своим глазам, ко лбу…»
Бедная Лотта! «Сознание ее помутилось, она сжала его руки, прижала к своей груди, в порыве сострадания склонилась над ним, и их пылающие щеки соприкоснулись. Все вокруг перестало существовать. Он стиснул ее в объятиях и покрывал неистовыми поцелуями ее трепетные лепечущие губы…»
Но нет! Она не отдалась. Она сопротивлялась. Она взывала к благоразумию потерявшего голову молодого человека. «— Вертер! — крикнула она сдавленным голосом, отворачиваясь от него. — Вертер! — и беспомощным движением попыталась отстранить его. — Вертер! — повторила она тоном благородной решимости…»
Далее героиня объявляет, что Вертер никогда ее больше не увидит. Любовь разбита. Все притязания беспочвенны. Вертер кончает жизнь самоубийством.
Гёте написал своего «Вертера» — и излечился от любовного недуга, хотя, возможно, не до конца. И спустя пять десятилетий «угольки былой страсти еще тлели» — эти его слова записал Эккерман, секретарь и летописец последних гётевских дней.
Любопытно и то, что, расставшись, Гёте и Лотта встретились на склоне лет. Лотта была старушкой с трясущейся головой. Когда она покинула его дом-дворец, Гёте не удержался от восклицания: «В ней еще многое осталось от прежней Лотты, но это трясение головой! И ее я так страстно мог любить когда-то! И из-за нее я в отчаяньи бегал в костюме Вертера! Непостижимо, непонятно…»
А что непонятно? На мой взгляд, все понятно: у каждого возраста — свой идеал и своя любовь. В молодые годы нравится одно, в зрелые — другое, в старости — третье. Меняется любовь, меняется тип женщин, которых мы любим. Это ведь в природе вещей.
Конец 1774 года. В жизнь 25-летнего Гёте входит еще одна прелестная девушка — Елизавета Шёнеман, Лили, как называют ее близкие. Лили — дочь банкира, дом полной чашей, приемы, музыкальные вечера, и Гёте приходится соответствовать стилю жизни франкфуртского магната. Об этом он пишет в письме одной из своих знакомых: «Представьте себе, если можете: Гёте в галунах, франт с головы до ног, среди блеска свечей и люстр, в шумном обществе, прикованный к карточному столу парой прекрасных глаз, рассеянно рыскающий по собраниям, концертам, балам, с легкомысленной ветреностью волочащийся за привлекательной блондинкой, — таков теперешний карнавальный Гёте!»