Знаменитые путешественники
Шрифт:
Наблюдая обычаи китайцев, Паллас поразился их суеверию и записал: «…удивления достойное дело, что сей столь глубокомысленный народ так много своим календарным предсказаниям и другим многим нелепостям верует». Поразили его обычаи во время лунного затмения стучать в доски и литавры, чтобы прогнать тень, закрывшую ночное светило; молиться во время пожара, вместо того чтобы тушить его.
При всей кристальной честности и объективности оценок Палласа все же есть в чем упрекнуть, хотя наверняка его заблуждения были искренними. Ряд русских ученых справедливо ставят путешественнику в вину концепцию, утверждавшую, что «русские не могут сами создавать чего-либо нового в области техники». Жестокий приговор
Впрочем, некоторые основания для такого вывода у ученого, несомненно, были. Уже в самом начале путешествия только что покинувший Европу Паллас был поражен местной бесхозяйственностью. Будучи в Касимове, он записал: «Всякому иностранному человеку может показаться еще чуднее, что при таком изобилии камня мощены улицы бревнами и досками». Побывав на нескольких красильных, кожевенных и мыловаренных производствах, он отметил, что рабочие здесь делают свое дело «обыкновенным в России трудным образом», имея в виду нерациональную организацию производства. На реке Черемшан после посещения винных заводов ученый старался убедить хозяев ввести усовершенствования в аппараты, сделанные с явными ошибками. Однако те не хотели слушать советов. «Такое уже обыкновение», – отвечали они дотошному немцу, явно не доверяя его знаниям и опыту. В результате Паллас пришел к выводу: «А закоренелые такие худые обыкновения и высочайшими указами истребить трудно».
Европейцу Палласу казалось странным и отсутствие заботы о работниках предприятий. Побывав, например, на серных разработках между Сызранью и Самарой, он отмечал: «…удивительно, что при многолетней работе на сей горе не старались сделать лучшей дороги для всхода, которую легко бы можно было сделать кривизнами, и притом еще такую, по которой возили бы серный камень на лошадях. Но всегда оный носили работники на своих плечах из малой платы по крутой и каменистой тропинке, по которой и без ноши идущий человек находится в опасности, чтобы не сделаться уродом». Судя по всему, ученого возмущало и крепостное право в Российской империи, незнакомое западным европейцам той поры. С болью в сердце он писал, что сибирские крестьяне «благодарностью исполненным сердцем благословлять бы стали того, который бы их избавил от рабства».
Следует заметить, что Паллас вообще отличался человеколюбием. Несмотря на требовательность к подчиненным в том, что касалось работы, он очень заботился об их здоровье. Если кто-то заболевал, обоз начинал двигаться медленно, хотя Палласу, все время стремившемуся вперед, чтобы увидеть и изучить как можно больше, это наверняка давалось нелегко. А однажды он даже прервал маршрут в самом начале пути, для того чтобы «подать помощь и отвезти в удобное место» случайно раненого служителя. Свои же болезни ученый предпочитал переносить в дороге.
Отдыхать Паллас не любил, да и не умел. Когда иркутский губернатор, обрадованный приездом ученого, стал задавать балы в его честь и старался задержать как можно дольше в городе, он сетовал на время, проведенное «в суетах». Вынужденные задержки в дороге Паллас использовал только для работы. Вот одно из типичных свидетельств тому: «…ради нужных починок и расположений пробыл я в Омске до 22 мая и выиграл тем то, что нашел на пути моем вдоль по Иртышу растения в совершеннейшем состоянии».
Описывая свои странствия, Паллас намеренно опускал все, что касалось дорожных приключений, то есть то, о чем, как правило, с увлечением писали другие путешественники. А путешествие ученого, судя по отдельным фактам, было совсем не легким, и жизнь его не раз подвергалась опасности. Как-то Палласу пришлось ночевать в горящей степи. В другой раз, не желая задерживаться в пути, он переправился через реку во время ледохода, перепрыгивая с льдины на льдину. А однажды едва
Длившееся 6 лет путешествие Палласа закончилось 30 июля 1774 г. Двадцать лет после этого ученый прожил в Петербурге, обрабатывал колоссальные материалы, привезенные из экспедиции, и написал большое количество научных работ по ботанике, зоологии, геологии, этнографии, энтомологии, истории.
Екатерина II очень ценила Палласа. По ее повелению он читал естественные науки внукам императрицы, в том числе будущему императору Александру I, регулярно получал награды, а к пятидесяти годам стал статским советником. Паллас был членом Топографической комиссии, историографом Адмиралтейской коллегии, членом Вольного экономического общества.
С каждым годом возрастал научный авторитет ученого. Он принимал деятельное участие в работе Академии наук, разработал проекты ряда экспедиций в Сибирь и на Камчатку, к сожалению, так и не состоявшихся. Из-за войны с Турцией остался нереализованным и план кругосветной экспедиции русской эскадры под командованием Г. И. Муловского, погибшего в сражении при Эланде. Зато научные труды Палласа получили широкое признание. Настоящий фурор в ученых кругах России и за границей произвел его доклад в публичном собрании Академии «Наблюдения над образованием гор и изменениями, происходящими на земном шаре и, в частности, в отношении Российской империи», в котором была изложена теория образования гор и развития Земли.
Однако жизнь в Петербурге не удовлетворяла ученого. Он стремился к природе и не любил городов, считая их источником зла. По его мнению, там «пороки соприкасаются друг с другом, портя нравы, подобно тому как испорченные испарения заражают воздух». В 1792 г. Паллас обратился к императрице за разрешением поселиться где-нибудь на юге России под предлогом ухудшения состояния здоровья и необходимостью закончить работу над описанием животных европейской части России и Сибири. Чтобы выбрать место, ученый вместе с женой, четырнадцатилетней дочерью и рисовальщиком Х. Гейслером за собственный счет отправился в путешествие. Академия поручила ему составить его описание, на что Паллас с удовольствием согласился.
«Семейная» экспедиция побывала в Твери, Москве, Владимирской губернии, в Арзамасе, Пензе, Саратове, спустилась по Волге до Астрахани, побывала в Калмыцких степях, на азовском побережье и в Крыму. Природа полуострова очаровала Палласа, и он решил поселиться именно здесь. Императрица пожаловала ученому земли возле р. Айтодора, с садами и мельницей, 10 десятин виноградников в Судакской долине, а также 10 тысяч рублей «на обзаведение» и право получать академическое жалованье при условии, если он будет продолжать научные труды.
Осенью 1795 г. Паллас с семьей поселился в Крыму и занялся его изучением. Помимо научных занятий, ученый успешно действовал и на общественной ниве, принимая активное участие в организации казенных училищ садоводства и виноградарства, работал над улучшением сортов сельскохозяйственных культур.
Однако последние годы жизни Палласа протекали отнюдь не идиллически. Надежды на благоприятный климат не оправдались. Его продолжала мучить приобретенная в путешествиях лихорадка. Соседи-татары замучили ученого земельными тяжбами. Паллас тосковал по старшему брату и, конечно, по Германии. После смерти жены, будучи 69-летним стариком, он вернулся на родину, где был встречен с восхищением. Ученый мечтал продолжить научные занятия, посетить музеи Италии и Франции. Но состояние его здоровья быстро ухудшалось. Через год после переезда, 8 сентября 1811 г. Паллас умер в Берлине, городе своего детства.