Знаменитые самозванцы
Шрифт:
«Дж. Уилмот». «Джордж Гвельф». «Ханна Лайтфут». Свидетель бракосочетания этих сторон —
«Уильям Питт». «Энн Тейлор».
«Настоящим удостоверяю, что Георг, принц Уэльский, женился на Ханне Уилер, известной как Лайтфут, 17 апреля 1759 года, но, поскольку последнее имя оказалось ее настоящим, я вторично оформил бракосочетание указанных сторон 27 мая 1759 года, что подтверждается Сертификатом, приложенным к настоящему документу.
«Дж. Уилмот.
Свидетель (разорванный)
Дело короны получило мощную поддержку. Не только сам генеральный прокурор сэр Раунделл Палмер (впоследствии лорд-канцлер и первый граф Селборн) выступил, но его также поддержали генеральный солиситор, адвокат королевы, г-н Ханнен и г-н Р. Бурк. Генеральный прокурор сам выступил в качестве защитника. Поначалу было трудно решить, с чего начать, поскольку повсюду несомненные и неоспоримые факты были переплетены со структурой дела; и все слабости и недостатки упомянутых важных лиц были полностью использованы.
Сама миссис Райвс находилась в ложе почти все три дня, в течение которых она держалась твердо, отказываясь даже сесть, когда председательствующий судья любезно предоставил ей эту привилегию. Ей тогда было, по ее собственному заявлению, более семидесяти лет. В ходе ее показаний был представлен Мемориал Георгу IV, написанный ее матерью, миссис Серрес, в котором слово offspring было написано как «orf spring»; комментируя это, Генеральный прокурор представил поздравительную Оду принцу-регенту в день его рождения в 1812 году того же автора, в которой была строка:
«Да здравствует дорогой наследник или отпрыск улыбки Небес». Подобная эксцентричная орфография была обнаружена и в других автографах миссис Серрес.
Генеральный прокурор, возражая против иска, утверждал, что вся история о браке герцога Камберлендского с Олив Уилмот была выдумкой от начала до конца, и сказал, что одного лишь изложения дела истца было достаточно, чтобы запечатлеть его истинный характер. Что его глупость и абсурдность были равны его дерзости; на каждой стадии оно подвергалось убеждению с помощью самых простых тестов. Он добавил, что истец могла так долго задерживаться на документах, представленных и сфабрикованных другими, что с ее памятью, ослабленной старостью, принцип правдивости мог быть отравлен, а функции воображения и памяти были смешаны до такой степени, что она действительно верила, что в ее присутствии были сделаны и сказаны вещи, которые на самом деле были полностью воображаемыми. Ни одна часть ее истории не была подтверждена ни одним подлинным документом или ни одним внешним фактом. Подделка, ложь и мошенничество дела были доказаны многими способами. Объяснения были такими же ложными и слабыми, как и сама история. «Я, конечно, не могу, – сказал он, – раскрыть всю историю создания этих необычных документов, но есть обстоятельства, указывающие на то, что они были созданы самой госпожой Серрес».
Прокомментировав некоторые другие вопросы, о которых говорилось, но относительно которых не было представлено никаких доказательств, он продолжил говорить о предполагаемой жене Джозефа Вильмота ДД, польской принцессе, сестре графа Понятовского, впоследствии избранного королем Польши (1764), которая была матерью его очаровательной дочери Олив. «Правда в том, – сказал сэр Раунделл, – что и польская принцесса, и очаровательная дочь были чистыми мифами; таких людей никогда не существовало – они были такими же полностью творениями воображения, как Фердинанд и Миранда у Шекспира».
Что касается документов, представленных заявителями, он заметил:
«Какого рода документы были представлены? Внутренние доказательства доказали, что это была самая нелепая, абсурдная, нелепая серия подделок, которую когда-либо изобретала извращенная изобретательность человека… все они были написаны на маленьких клочках и полосках бумаги, которые ни один человек никогда не использовал бы для записи транзакций такого рода, и было бы доказано, что на каждом из этих листков бумаги отсутствовал водяной знак даты».
Это был всего лишь новый вариант замечания, сделанного лордом-главным судьей сразу после вынесения на рассмотрение предполагаемого свидетельства о браке принца Уэльского и Ханны Лайтфут:
«Суд, как я понимаю, торжественно просят объявить на основании двух сертификатов, полученных неизвестно откуда, написанных на двух клочках бумаги, что брак, единственный брак Георга III, который, как полагает мир, имел место, между Его Величеством и Королевой Шарлоттой, был недействительным браком, и, следовательно, все Монархи, которые сидели на троне после его смерти, включая Ее нынешнее Величество, не имели права сидеть на троне. К такому выводу просят Суд прийти по этим двум никчемным клочкам бумаги, один из которых подписан «Джордж П.», а другой «Джордж Гвельф». Я считаю их грубыми и наглыми подделками. Суд без труда придет к выводу, даже если предположить, что подписи имели тот характер подлинности, которого у них нет, что то, что утверждается в этих документах, не имеет ни малейшего фактического основания».
С этой точкой зрения полностью согласились лорд-главный барон и судья-ординарий, причем первый добавил:
Прежде чем генеральный прокурор закончил изложение своего дела, его прервал старшина присяжных, который сказал, что присяжные единогласно пришли к мнению, что нет необходимости заслушивать какие-либо дополнительные доказательства, поскольку они убеждены, что подписи на документах не являются подлинными. На это лорд-главный судья сказал:
«Вы разделяете мнение, которого мы с моими учеными братьями придерживаемся уже долгое время: каждый из документов поддельный».
Поскольку адвокат истцов «счел своим долгом сделать некоторые замечания присяжным, прежде чем они вынесут свой вердикт», и сделал их, лорд-главный судья подвел итог. В заключение своего резюме он сказал, говоря о различных противоречивых историях, выдвинутых г-жой Серрес:
«В каждом из заявлений, которые она предъявляла в разное время, она ссылалась на имеющиеся у нее документы, которыми они подкреплялись. В чем заключался непреодолимый вывод? Почему, что документы время от времени подготавливались, чтобы соответствовать форме, которую время от времени принимали ее заявления». Присяжные, не колеблясь, пришли к выводу, что они не были удовлетворены «тем, что Олив Серрес, мать миссис Райвс, была законной дочерью Генри Фредерика, герцога Камберлендского, и Олив его жены; и они не были удовлетворены тем, что Генри Фредерик, герцог Камберлендский, был законно женат на Олив Уилмот 4 марта 1767 года…» Случай миссис Серрес является примером того, как человек, в остальном сравнительно безобидный, но пораженный тщеславием и эгоизмом, может быть уведен на дурные пути, от которых, осознай она всю их несправедливость, она могла бы отстраниться. Единственное, что выходит за рамки рассматриваемого нами случая, это то, что она рассталась со своим мужем; что на самом деле было скорее несчастьем, чем преступлением. Она была замужем тринадцать лет и родила двоих детей, но, насколько нам известно, против нее никогда не выдвигались обвинения в неподобающем поведении. Одна из ее дочерей оставалась ее постоянной спутницей до двадцати двух лет и на протяжении всей ее долгой жизни относилась к ней и ее памяти с сыновней преданностью и уважением. Предусмотрительность, труд и изобретательность, которые она вложила в мошенничество, если бы они были использованы правильно и честно, могли бы занять для нее достойное место в истории ее времени. Но так она растратила на преступную работу свои хорошие возможности и большие таланты и закончила свою жизнь в рамках правил королевской скамьи.
2. ПРАКТИКИ МАГИИ
Я ЧУВСТВУЮ, что должен начать этот отчет с извинений перед мейнстримом великого и бесстрашного ученого, столь же искреннего, сколь и честного, столь же открытого, сколь и великодушного. Я делаю это, потому что хочу сделать то, что может сделать незначительный человек по прошествии столетий, чтобы помочь молодому поколению понять, что может сделать и сделал такой человек, о котором я пишу, при обстоятельствах, невозможных во времена большего просвещения. Урок, который эта история может поведать мыслящей молодежи, не может быть напрасным. Величайшее достояние, которым обладает ценность в этом мире, – это ирония времени. Современное мнение, хотя часто и правильное, обычно находится на скудной стороне оценки – практически всегда так по отношению к чему-либо новому. Такого рода вещи в любом случае должны встречаться в делах шестнадцатого века, который, будучи на дальней стороне века открытий и реформ, закалили почти до стадии окостенения верования и методы уходящего порядка вещей. Предрассудки – особенно когда они основаны на науке и религии – умирают с трудом: сам дух, из которого исходит стадия прогресса или реформы, делает своих унаследованных последователей цепкими за свои традиции, какими бы короткими они ни были. Вот почему любой, кто в этот более поздний и более открытый век может исследовать интеллектуальные открытия прошлого, обязан особым долгом справедливости памяти тех, кому этот свежий свет обязан. Имя и история личности, известной как Парацельс – ученого, ученого, непредвзятого мыслителя и учителя, серьезного исследователя и искателя элементарных истин – являются тому примером. Любой, кто удовлетворится принятием суждения четырех столетий, вынесенного великому швейцарскому мыслителю, который прославил в истории свое место рождения, свой кантон и свою нацию, неизбежно придет к выводу, что он был просто шарлатаном, немного более умным, чем другие ему подобные; приверженец всевозможных эксцентричных верований (включая эффективность духов и демонов в патологических случаях), пьяница, мот, злой житель, некромант, астролог, маг, атеист, алхимик – по сути, «ист» всех клеветнических толков в терминологии шестнадцатого века и всех спорных церковников и ученых, которые с тех пор не соглашались с его теориями и выводами.