Знаменитые убийцы и жертвы
Шрифт:
В апреле 1945 года Северная Италия была охвачена национальным восстанием, и в это время Аудизио получил задание уничтожить Бенито Муссолини, лидера итальянских фашистов, главу итальянского правительства в 1922-1943 годах и правительства так называемой республики Сало в 1943-1945 годах. Успехи войск союзников в конце Второй мировой войны не оставили Муссолини ни малейших шансов сохранить власть. Дуче бежал. В апреле 1945 года партизаны захватили его близ итало- швейцарской границы, переодетого в форму немецкого солдата. Решено было казнить Муссолини.
Полковник Валерио успокоил Муссолини обманом — сказал ему,
В машине, которая везла Муссолини и его любовницу Клару Петаччи, вместе с Аудизио были шофер и двое партизан — Гвидо и Пьетро. Увидев подходящее для казни место, Аудизио приказал шоферу остановиться. О том, что было дальше, Полковник Валерио рассказывает так:
«...Я пошел вдоль дороги, желая убедиться, что в нашу сторону никто не едет. Когда я вернулся назад, выражение лица Муссолини изменилось, на нем были заметны следы страха. Тогда Гвидо сообщил мне, что он сказал дуче:
— Малина кончилась.
И все же, внимательно посмотрев на него, я уверился, что у Муссолини пока зародилось лишь подозрение. Япослал комиссара Пьетро и водителя в разные стороны метрах в 50-60 от дороги и приказал им следить за окрестностями.
Затем я заставил Муссолини выйти из машины и остановил его между стеной и стойкой ворот. Он повиновался без малейшего протеста.
Он все еще не верил, что должен умереть, еще не отдавал себе отчета в происходящем. Люди, подобные ему, страшатся действительности. Они предпочитают игнорировать ее, им до последнего момента достаточно ими же самими созданных иллюзий.
Сейчас он вновь превратился в усталого, неуверенного в себе старика. Походка была тяжелой, шагая, он слегка волочил правую ногу. При этом бросалось в глаза, что молния на одном сапоге разошлась.
Затем из машины вышла Петаччи, которая по собственной инициативе поспешно встала рядом с Муссолини, послушно остановившимся в указанном месте спиной к стене.
Прошла минута, и я вдруг начал читать смертный приговор военному преступнику Муссолини Бенито:
— По приказу Корпуса добровольцев свободы мне поручено свершить народное правосудие.
Мне кажется, Муссолини даже не понял смысла этих слов: с вытаращенными глазами, полными ужаса, он смотрел на направленный на него автомат.
Петаччи обняла его за плечи. А я сказал:
— Отойди, если не хочешь умереть тоже.
Вальтер Аудизио, известный как Полковник Валерио
Женщина тут же поняла смысл этого "тоже" и отодвинулась от осужденного. Что касается его, то он не произнес ни слова: не вспомнил ни имени сына, ни матери, ни жены. Из его груди не вырвалось ни крика, ничего. Он дрожал, посинев от ужаса, и, заикаясь, бормотал своими жирными губами:
— Но, но я... синьор полковник... я... синьор полковник.
Даже к женщине, которая металась рядом с ним, бросая на него взгляды, полные крайнего отчаяния, он не обратил ни слова. Нет, он самым гнусным образом просил за свое грузное, дрожащее тело. Лишь о нем он думал, об этом теле,
Я уже говорил раньше, что проверил свой автомат в доме Де Мария. И на тебе — курок нажат, а выстрелов нет. Автомат заклинило. Я подергал затвор, вновь нажал курок, но с тем же результатом. Гвидо поднял пистолет, прицелился, но — вот он, рок! — выстрела не последовало. Казалось, что Муссолини этого не заметил. Он больше ничего не замечал.
Бенито Муссолини и Клара Петаччи. Их любовь длилась более 10 лет
Я вновь взял в руки автомат, держа его за ствол, чтобы использовать как дубинку, поскольку, несмотря ни на что, все еще ожидал хоть какой-нибудь реакции с его стороны. Ведь всякий нормальный человек попытался бы защищаться, однако Муссолини был уже невменяем. Он продолжал заикаться и дрожать, по-прежнему неподвижный, с полуоткрытым ртом и безвольно опущенными руками.
Я громко позвал комиссара 52-й бригады, который тут же подбежал ко мне со своим автоматом в руках.
Тем временем прошло уже несколько минут, которые любой осужденный на смерть использовал бы для попытки, пусть даже отчаянной, к бегству, попытался бы по крайней мере оказать сопротивление. Тот же, кто считал себя "львом", превратился в кучу дрожащего тряпья, не способного ни к малейшему движению.
В короткий отрезок времени, который понадобился Пьетро, чтобы принести мне автомат, мне показалось, что я нахожусь с Муссолини один на один.
Был Гвидо, внимательно следивший за происходящим. Была Петаччи, которая стояла рядом с "ним", почти касаясь его локтем, но которую, однако, я не принимал в расчет.
Нас было только двое: я и он.
В воздухе, наполненном влагой, стояла напряженная тишина, в которой отчетливо слышалось учащенное дыхание осужденного. За воротами, среди зелени сада, виднелся край белого дома. А далеко в глубине — горы.
Если бы Муссолини был в состоянии смотреть и видеть, в поле зрения попала бы полоска озера. Но он не смотрел, он дрожал. В нем не было ничего человеческого. В этом мужчине единственными человеческими чертами были спесивая чванливость и холодное презрение к слабым и побежденным, появлявшиеся лишь в минуты триумфа. Сейчас рядом с ним не было придворных главарей и маршалов. На его лице присутствовал лишь страх, животный страх перед неизбежностью.
Осечка автомата, конечно, не дала Муссолини даже проблеска надежды, он уже понимал, что должен умереть. И погрузился в это ощущение, как в море бесчувствия, защищавшее его от боли. Он не замечал даже присутствия той, которая была его женщиной.
Я же не ощущал больше никакой ненависти, понимая лишь, что должен свершить справедливость за тысячи и тысячи мертвых, за миллионы голодных, которых предали. Став снова напротив него с автоматом в руках, я выпустил в это дрожащее тело пять выстрелов. Военный преступник Муссолини, опустив голову на грудь, медленно сполз вдоль стены.