Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы

Нилин Павел

На следующую ночь Наталья Кузьминична подошла к кровати мужа, прилегла на краешек подушки и сказала тревожно, толкая мужа в плечо:

— Ты знаешь, Сема, чего творится?

Это было самое подходящее время для душевных разговоров. Но муж спал.

Жена растолкала его и спросила еще раз:

— Ты знаешь, Сема, чего творится?

— Чего?

— Да ты не ори, окаянный! Я тебе серьезное дело говорю: Варюшка-то беременная.

— Ну и слава богу! — сказал Семен Дементьич. — А я думал, уж не пожар ли в квартире...

—

Все насмешки, насмешки! — обидчиво молвила жена. — Она тебе не родная. Тебе и горя мало. А у меня душа-то как болит! Она ведь девица...

— Обе вы с ней девицы, — насмешливо сказал Семен Дементьич. — У нее же есть этот парень. Это же, как я понимаю, ее муж... Хотя тоже, надо сказать, живем как турки в Турции. Ни подарка молодым не сделали, ни свадьбу не сыграли. А парень хороший, видный...

— Бросила она его, Сема.

— Бросила? Чего это вдруг?

— Он дурак оказался. Глупости ей говорит...

— Ну, бросила — значит, правильно, и пес с ним...

— А ребеночек-то как же? Ведь прямо хоть аборт делать... Если б можно было...

— Зачем аборт? — Семен Дементьич вдруг перекинул ноги через жену, сел на кровати и сказал строго: — Я вот вам обоим дам такой аборт, что вы у меня... Ишь абортистки какие выискались!.. Где у меня тут махорка была на столике?

Не зажигая свет, он разыскал махорку и, закуривая, сказал сокрушенно:

— Вот связался я с бабами на старости лет! Уснуть не дадут! Я тебе сколько раз говорил — не буди меня посередь ночи. Я второй раз ни за что не усну...

— Да ты не реви, арестант, Варвару разбудишь! Пятнадцатый год с нами живешь и все привыкнуть не можешь... Я вчера еще хотела тебе про это рассказать. Но Варвара запретила. А сама мучается. Я же вижу, не слепая, как она мучается. И стыдно ей. Перед людями стыдно. Называется — вышла замуж...

— Не могу, ей-богу, не могу. Чумички какие-то! — вздохнул Семен Дементьич. — Одно слово — чумички. Все чего-нибудь не слава богу...

— У меня душа болит, — сообщила жена. — Ведь несчастье-то какое! Безвыходное несчастье...

— Ужас! — в тон жене сказал Семен Дементьич. — Кошмар просто...

— Опять шуточки! Я ему дело говорю, а он свое. Ты хоть дома-то не выламывай из себя артиста...

Семен Дементьич докурил цигарку, опять лег и, натянув на плечи старенькое одеяло, приказал:

— Слушай...

Жена затихла.

— Ребенка ни в коем случае никуда не девать! Абортов я делать не велю. Ребенок обязан существовать. Будем его нянчить... — И при этих последних словах грубый голос его стал мягче. — Я сам его буду нянчить. Я в детях понимаю. У моей покойницы, ты знаешь, их трое было, и все живые. Я их лично купал.

— А где мы его содержать будем? У нас комната-то какая! Пеленки даже негде сушить...

— Как то есть негде?

— А где?

— У меня на лысине в крайнем случае будем сушить. Я человек

горячий...

И, завернувшись в одеяло, он уснул.

6

Добряков работал теперь в другом цехе.

Варя его не видела. И не хотела видеть. Но не думать о нем не могла. Она думала и о нем и о себе...

У человека есть биография. Она слагается из фактов, единственных и неповторимых. И эти факты нельзя заменить, нельзя вычеркнуть. Они вошли в сокровенную панораму воспоминаний.

Воспоминания же, как известно, способны продлить человеческую жизнь.

Это было на Ленинских горах весной. Были солнце, трава, первая весенняя трава и первый поцелуй в губы. Был возлюбленный. Потом он оказался мерзавцем. Нет, нет! Неправда! Добряков не мерзавец...

Варя готова оправдать его. Она оправдывает не только его, но и себя. Она не стала бы всякому вешаться на шею. Она любила Добрякова. И любит сейчас. И он хороший парень.

Не совсем хороший. Но все-таки. Она, пожалуй, помирилась бы с ним, если б он пришел и стал просить прощения. Она простила бы его, пожалуй.

Но почему он не идет?

Ах, может быть, он решил сделать так, как говорила та женщина в вагоне: «Побаловался и ушел»? Неужели?

Это предположение оскорбляет Варю. Она краснеет от стыда и досады.

Она жестоко отомстит Добрякову.

Бессознательно она ищет в литературе, в жизни все, что походит на ее историю. И не находит.

В литературе описаны бедные девушки, которых бросали бесчестные соблазнители.

Но ведь она не бедная девушка, и ее никто еще не бросал. И не может бросить. И не может соблазнить. Она сама бросит. И сама соблазнит, если надо. И сама расплатится за все свои ошибки. Пусть у нее будет ребенок. Пусть. Он нисколько не помешает ей работать и учиться.

И действительно, беременная, она стала работать и учиться еще с большим азартом, чем раньше. Но тяжелое сознание грубой и непоправимой ошибки не оставляло ее ни на минуту. Она носила под сердцем ребенка, думала о нем и думала о своей ошибке. Да, она совершила серьезную ошибку. Но что же делать?

После работы она пошла в заводскую амбулаторию. Ведь в прошлый раз она не долечилась как следует, досрочно ушла из клиники. Важно знать, может ли она все-таки иметь детей.

Женщина-врач приняла ее очень любезно.

Варя попросила:

— Посмотрите меня, пожалуйста, повнимательнее. Меня предупредили, что мне нельзя рожать.

— У вас муж есть?

— Нет у меня мужа, — вызывающе сказала Варя. И вдруг покраснела до слез.

Докторша заметила эти слезы.

— В другое время я вам ордер на аборт выписала бы, — сказала она, — но теперь нельзя, вы сами знаете. А как женщина я вам сочувствую. Я понимаю...