Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы
Шрифт:
Он по-прежнему много работал, учился и не забывал ходить в театр, в кино, на каток или в зимний бассейн для плавания, где он в последнее время готовился побить рекорд на быстроту.
Он возвращался домой, в свою новую комнату, нарочно поздно. Он как будто боялся оставаться с самим собой наедине. Дома же он сразу ложился спать.
И в тот момент, когда он натягивал на себя одеяло, его охватывало странное какое-то беспокойство. Он чувствовал, что им что-то недоделано, что-то забыто. Он что-то проморгал.
Добряков вставал с постели, ходил по комнате в трусах, в туфлях. Думал. И неожиданно он начинал вспоминать, как Варя сидела вот на этом ящике. «Я стулья куплю, — думает Добряков. — Деньги теперь есть... А что сейчас делает Варя?»
Утром надо рано вставать. Надо выспаться как следует. Но Добряков не может уснуть. Он ворочается всю ночь на скрипящей кровати.
И утром идет на завод невыспавшийся, желтый. Якобсон говорит ему:
— Чего это невеселый?
— Я ничего.
— Ну, как ничего? Смотри, под глазами-то что делается! По девкам, наверно, шляешься? Весна подходит...
— Да ну тебя! — говорит Добряков. Он становится необщительным, мрачным. Он изменяется у всех на глазах.
И Варя Лугина тоже изменяется.
Она всегда была очень сильная, ловкая, подвижная. Но всегда казалась хрупкой. Впечатление это усиливали зеленые ее глаза, белокурые волосы и длинные, тонкие пальцы.
Беременность еще больше усилила это впечатление. Варя похудела, глаза запали, лицо покрылось желтыми пятнами. Она стала очень некрасивой. Варя Лугина, щеголиха и хохотунья.
Влюбиться в нее теперь было бы очень трудно.
Но Добряков, увидев ее на общезаводском комсомольском собрании, обрадовался невыразимо. Он даже покраснел от радости.
Она стояла у окна, окруженная десятком парней и девушек. Они разговаривали с ней, как разговаривал бы и Добряков, если б все пошло по-иному.
Теперь он боялся подходить к ней. Он хотел пройти мимо. Но пройти и не сказать «здравствуй» неловко. Он сказал.
Она оглянулась, посмотрела на него и проговорила весело:
— А-а... Здорово!..
Как будто ничего не произошло.
Добряков осмелел. Он подождал конца собрания и подошел к Варе.
— Мне с тобой надо поговорить.
— О чем?
— На минутку, — сказал Добряков, стесняясь.
Они вышли на лестницу, на широкие ступени, где летом стоят ящики с цветами и зеленой травой. Сейчас здесь стояли пустые ящики.
Добряков мял в руках свою клетчатую кепку.
— Варя, я хотел тебя спросить только одно слово... Варя, неужели ты всегда будешь так жить?
— Как?
— Ну, без меня...
Варя засмеялась.
— Да, — подтвердила она, — буду жить одна. Как жила.
— Но ведь ребенок-то — он общий...
— Нет, — нахмурилась Варя, — это будет мой ребенок. Можешь родить себе другого.
Добряков
Варя смотрела на него сердито. Она сердилась сейчас на себя за то, что сошлась с этим парнем. Уж очень он унылый. Хуже бабы.
И ей казалось, что в ту первую и последнюю ночь их супружеской жизни, когда он говорил ей грубости, она любила его больше, чем сейчас.
Сейчас она его совсем не любит.
Добряков потрогал ее за руку.
— Варя, ты понимаешь...
— Ничего я не хочу понимать, Добряков, — отдернула руку Варя. — Уйдем отсюда. Могут подумать, что я с тобой какие-нибудь шашни завела...
— Пусть думают, — сказал Добряков.
Варя еще сильнее нахмурилась.
— Ну, знаешь, может, кому-нибудь интересно, чтобы так подумали, а мне противно...
Внизу, в полутемном коридоре, Добряков заговорил более твердым голосом, рассудительно и даже строго:
— У ребенка должен быть отец. Ты это понимаешь? Ребенок подрастет и спросит. А кроме того, в загсе ему будут отчество давать. Какое же ему будет отчество? Ну вот, ответь мне: какое ему будет отчество?
— Смотря кто будет, — сказала Варя. — Если девочка, значит, Варваровна. Если мальчик, значит, Варварович...
— Чудачка ты! — усмехнулся Добряков уже снисходительно. — Никто же не разрешит, чтобы такие отчества давали. Я это знаю точно, что никто не разрешит...
— Ну, посмотрим, — сказала Варя. — Посмотрим...
8
Докторша посоветовала воздерживаться от резких движений. Оставалось меньше четырех месяцев до родов.
На заводе все уже знали, что Варя Лугина беременна. А кто муж? Этого никто не знал.
Это никого бы и не интересовало, если б Варя Лугина была просто работницей, которая часть своего времени отдает заводу, а в остальное время живет где-то там, кто ее знает где. Лугина же проводила на заводе большую часть своего времени. И вся ее жизнь была у всех на глазах.
Она пришла на завод, когда завода еще, в сущности, не было. Был пустырь. И на пустыре этом вырастали первые корпуса.
В корпусах еще не было стекол, не было даже оконных рам, когда Варя Лугина пришла сюда. Она пришла прямо из школы.
В институте, куда она хотела поступить, ей сказал знакомый преподаватель:
— Вы простите меня за непрошеный совет, но я должен вас предупредить, что учеба ваша здесь не будет так эффективна, как вы, может быть, хотите. Вы не знаете производства и не знаете жизни. Вы еще слишком молоды. Инженеры со школьной скамьи никогда не бывают хорошими инженерами. По-моему, вам надо сначала познакомиться с заводом. У вас еще все впереди...