Знание-сила, 1998 № 02 (848)
Шрифт:
Н. Ульянов был глубоким и тонким мыслителем, безупречным стилистом и -- это видно даже по его текстам — человеком огромной внутренней свободы. Думаю, именно благодаря этому он сумел построить свою жизнь так, как построил, невзирая на все препятствия, порой ужасные, созданные обстоятельствами.
Мне кажется, что и Александр Банковский (герой публикуемых ниже статей) привлек Ульянова этим — внутренней свободой. Привлек и как человек совсем не тривиальной судьбы, и как мыслитель, не боявшийся шагнуть «поверх барьеров» традиций или условностей.
Григорий Зеленко.
Николай Ульянов
Новый Гамлет
Досадно,
Не будучи сколько-нибудь знакомым с необъятной литературой о Шекспире, я ждал, когда люди более сведущие обратят на нее внимание и напишут компетентный отзыв. Быть может, где-нибудь в чужих странах такие отзывы появились, но на русском языке — ни в СССР, ни за рубежом о них не слышно. Между тем именно в русской печати надлежало бы прежде всего отметить факт ее появления. Это не потому только, что автор русский и носит русское имя Александра Банковского, но и потому, что высказанный им оригинальный взгляд на «Гамлета» является в значительной степени достоянием русской умственной жизни.
Здесь имеется в виду не знаменитый «русский гамлетизм» — психологическое и общественное явление XIX века, а особое понимание загадочной трагедии Шекспира, которое до Ванновского никогда и никем не высказывалось, но которое зародилось на русской почве. Автор считает себя многим обязанным той «гамлетовской неделе», которая последовала в самом начале 1912 года за постановкой трагедии Гордоном Крэгом в Московском Художественном театре. Публичные лекции Кизеветтера, Когана, Ермилова и других видных профессоров, статьи в газетах и журналах, частные беседы и толки дали обильный материал для размышлений. Особенно сильное впечатление произвела статья А. Н. Бенуа. По признанию автора, уже тогда зародилась у него мысль о втором, скрытом сюжете «Гамлета», составляющем основу его книги.
Немалую роль сыграл также перевод трагедии на русский язык великим князем Константином Константиновичем (К. P.), каковой, по словам автора, «открыл двери шекспировской философии». Весьма возможно, что и некоторые русские работы о Шекспире вроде «Загадка вечности», новый взгляд на «Гамлета» С. Атар-Рудневой[1 Петроград, 1917.] не остались без влияния на развитие точки зрения А. Ванновского. Вот почему следует пожалеть, что работа его появилась не на русском языке.
Главным ее тезисом, сшибающим прямо с ног читателя, служит утверждение, будто знаменитая трагедия представляет своего рода тайнопись, где под покровом легендарного сюжета о принце датском скрыт другой, религиозный сюжет древнееврейского происхождения, проступающий даже в схеме родства главных действующих лиц. Королева, имеющая сына от первого брака и вышедшая замуж за брата своего покойного мужа,— это то сочетание, которое образовалось в Иудее после смерти Ирода Великого. Евангелие приписывает ему избиение младенцев, но, согласно Иосифу Флавию, он искал Мессию в недрах собственного семейства, и жертвой его подозрений, вместо трех тысяч младенцев, сделался один из его сыновей, Александр, рожденный от Мариам — принцессы Хасмонейской династии, очень любимой народом. Он был убит Иродом, а жена его, гречанка Глафира, с малолетним сыном, тоже Александром, бежала в Египет, где вышла замуж за ливийского царя Юбу. Когда умерли и Юба, и Ирод, Глафира с сыном вернулась в Иудею и вступила в брак с новым царем Архелаем — братом ее казненного первого мужа.
Так как книга Иосифа Флавия стала известной уже в середине XVI века, то Банковский полагает,
В те дни это считалось ересью, за которую нетрудно было попасть на костер. Этим и объясняется, почему он замаскирован сюжетом датской легенды. Немало способствует маскировке близость «Гамлета» к образцам старой английской драмы «загробной мести». Наш исследователь уделяет много места обоснованию тезиса, согласно которому у Шекспира под видом загробной мести развивается драма загробного искупления. Призрак отца ждет от Гамлета не простого отмщения за свою смерть, а избавления от мук, испытываемых на том свете. Вот почему принц, имея возможность быстро отмстить своему дяде-королю, медлит с его убийством. В «загробном искуплении» — вся сложность и загадочность трагедии.
* * *
Основываясь на «Книге Еноха»[* «Книга Еноха» один из древнейших апокрифов ветхозаветного цикла, связанный с именем библейского патриарха Еноха, взятого по легенде живым на небо.], библейском апокрифе, Ванновский усматривает в призраке отца Гамлета существо небесное, вроде ангела или одного из тех сынов божиих, которых Господь карал за их связь с дочерьми человеческими путем заключения на десять тысяч лет в огненную темницу. Целые главы посвящены уяснению природы призрака. Излагать, даже вкратце, их содержание здесь нет возможности. Путем многих и сложных доказательств гебраистического и шекспирологического порядка автор подводит нас к мысли, что в образе короля-призрака явлен сам Мессия.
Роль «Книги Еноха» в создании «Гамлета» он считает исключительной. Книга эта, как полагают, появилась в Палестине около середины II века до Рождества Христова, в такое время, когда под действием чужеземного ига вера в приход Мессии и в создание всемирного царства Израиля начала потухать. Цель ее была — возродить эту веру.
Первым христианам она известна была в греческом переводе и почиталась ими не в меньшей степени, чем иудеями. До V века она считалась в числе священных христианских книг, и только с этого времени отвергнута церковью и отнесена к числу «пагубных и враждебных истине». Во дни Иисуса она оказала огромное влияние на формирование христианской идеологии и была, по мнению Ренана, источником не только образов и выражений, принятых новой религией, но и многое в учении Христа о Нем Самом как о Мессии объясняется влиянием этой книги.
А так как, согласно А. Ванновскому, эта же книга лежит и в основе философии «Гамлета», то в шекспировской трагедии отразился иудаистический период жизни Иисуса с его постепенным переходом к христианству. Вероятно, по этой причине некоторые выдающиеся люди XIX—XX веков усматривали иногда в Гамлете сходство с Христом. Таковы Гете и Станиславский. Даже у Белинского заметно необычное восприятие шекспировской трагедии, которую он как гегельянец пытался осмыслить в свете учения о «мировом духе». Он, может быть, первый в России увидел главный узел и причину трагедии в призраке покойного короля, явившегося Гамлету — своему сыну.
Наличие скрытого еврейского сюжета приводит к пониманию драмы как борьбы за установление всемирного Израильского царства. Такую задачу поставил перед сыном призрак страдающего Мессии. Гамлет должен нанести первый удар коварному злодею, захватившему трон Давида, после чего вся нация поднимется против язычников. Но автор драмы, руководимый чутьем христианина, выдвинул образ всемирного царства справедливости, а подвиг Гамлета определил как удар по «древнему змию», воплощению мирового зла. Только с сокрушением его отец будет избавлен от мук огненного чистилища. Таким ударом, по мнению А. Ваннсвского, является поставленный принцем спектакль с помощью приезжих актеров, разоблачивший преступление короля Клавдия.