Знание-сила, 2002 № 12 (906)
Шрифт:
Было бы весьма занятно, если бы измерения, предназначенные проверить, как расширяется Вселенная со временем, в конечном счете послужили бы доказательством того, что никакого времени (и расширения в нем) в природе нет и в помине. А если мы все же имеем твердое ощущение направленного времени, то это лишь потому, что наш мозг сформировался в условиях макро- и мегамира, управляемых законами Ньютона и Эйнштейна, которые описывают «истинный», «безвременный» мир лишь приблизительно, при помощи «надуманной» категории «времени». (Впрочем, для практического пользования – достаточно хорошо.)
Как оценить все эти идеи? Процитирую в заключение слова уже не раз упоминавшегося выше австралийского
И, тем не менее, на достаточно большом уровне, в масштабах макро- и мегамира, это то самое пространство-время, которое нам знакомо. От него нельзя просто отделаться с помощью математики… В свое время, до появления теорий относительности и тяготения, в определенных кругах было модно говорить, что время – это просто плод человеческого сознания, производная от нашего ощущения потока событий, что оно каким-то образом связано с тем, что мозг способен воспринимать события только в некой «темпоральной последовательности». Нельзя отрицать, что время – это поток, но это не чисто человеческое изобретение или категория сознания. Для физика время и пространство вместе с материей – это часть той структуры, с которой рождается сама Вселенная или, точнее, из которой создана Вселенная. Говорить, что время не существует, просто бессмысленно».
Ирина Прусс.
Ручки, ножки, огуречик…
Что бы ни рисовал ребенок, он всегда рисует себя самого. Только мы не всегда можем понять, что же он рисует на самом деле.
Еше вчера ваш ребенок играл с карандашом, фломастером, ручкой как с любым другим предметом: карандаш превращался то в ложку, которой пытались вас накормить, то в ружье. Способность этого самого карандаша оставлять след на бумаге его не интересовала. И вдруг он начал рисовать, с немыслимой страстью предаваясь этому занятию. Просто маниакально. Может, заговорили какие-то скрытые прежде способности? Пока, конечно, это всего лишь беспомощная мазня, но ведь и страсть чего-то стоит, верно?
Опытная мама скажет: да все они в этом возрасте обожают изводить бумагу. Не бери в голову!
Психолог добавит: они еще и рисуют одинаково. В одном и том же возрасте, когда достигают определенного уровня развития, они рисуют примерно одно и то же и в одной и той же манере.
Вы ошеломленно спросите: «Почему?».
Честный психолог ответит вам: а вот этого никто не знает…
У
В начале XX века американский психолог Флоренс Гудинафф сравнила рисунки множества детей, мальчиков и девочек разного возраста, психически совершенно здоровых и с некоторыми психическими проблемами. Эти «спонтанные рисунки» она классифицировала, а потом обратилась к самим детям. И вот таким чисто эмпирическим путем обнаружила поразительную вещь, ныне известную любому психологу: каждому «психологическому возрасту», то есть определенному уровню развития ребенка между тремя и двенадцатью, соответствует совершенно определенная манера рисовать. Она в основе своей примерно одинакова для всех детей, а уж на эту общую основу накладываются их индивидуальные особенности.
Не углубляясь в теоретические интерпретации, практичные американцы описали характерные особенности рисунков пятилетки, шестилетки, все оценили в баллах – и поставили на поток новый тип тестов, определяющих уровень общего развития ребенка по его рисункам. Тесты сразу обрели фантастическую популярность хотя бы потому, что позволяли работать с маленькими детьми, не владеющими пока языком до такой степени, чтобы отвечать на традиционные тесты, адресованные людям постарше.
Позже оказалось, что в «спонтанных рисунках» масса самой разнообразной информации. Например, особенности личного развития ребенка, развитие его представлений о том, к какому полу он принадлежит. Сначала-то он младенец, но потом все-таки становится мальчиком или девочкой, и по рисункам видно, с каким трудом это усваивается. Со временем, с накоплением все большей базы данных, психологи научились использовать спонтанный детский рисунок и для диагностики психических отклонений, и для того, чтобы проникнуть в деликатную сферу семейных отношений вокруг ребенка, в его восприятие своего ближнего взрослого окружения.
Но чем шире применяли подобные тесты, тем большей становилась потребность осмыслить их в рамках существующих психологических теорий, а не только на уровне простой логики и здравого смысла.
Вообще-то им, конечно, положено расти из хорошей теории – она тем и практична, что позволяет выращивать из себя очень полезные для практики последствия. Но в детском спонтанном рисунке ноги некоторое время растут прямо из головы, и неотменимость этого хоть на миг мелькнувшего «головонога» до сих пор никакому объяснению не поддается.
Впрочем, психологам, которые работают с детскими рисунками, уже есть что сказать. Вот что говорит, например, Наталья Ивановна Евсикова о том, почему дети начинают рисовать сами по себе примерно в три года и предаются этому занятию с такой страстью.
Глобальная причина: в это время ребенок переходит к социальной речи. Прежде его речь была сугубо индивидуальной, понятной лишь ближним взрослым, готовым реагировать на трепет его ресниц, оттенок крика и т.д. И главное в речи до трех лет – отнюдь не предметное содержание, а контекст отношений. Около трех все дети – нормальные и не очень – пытаются говорить на социальном языке, который понятен постороннему человеку. Эмоциональный компонент теперь – не основной, теперь важнее предметное содержание.