Знание-сила, 2002 №6 (900)
Шрифт:
Это сильно уязвило католическую церковь. В ее теле стал растекаться яд, от которого одна за другой отмирали целые общины. Укол схизматика был нанесен прямо в центр христианского учения, в идею о всемогущем Господе. После ожесточенных философских диспутов – настоящих войн за веру, протекавших в ранние века христианства, – победила именно эта идея. Ее яростно отстаивал один из отцов церкви – блаженный Августин. И тогда дуалисты были посрамлены, так как оскорбляли весь христианский мир, говоря, что Дьявол так же силен, как и Бог.
Нет, в основе мира лежало доброе начало. Мир не был изначально расколот на добро и зло. Катары же, последователи богомилов, взяли другой, расколотый надвое камень и возвели на нем свою церковь. И назвали ее тоже христианской.
Уже не сотни, а сотни тысяч людей уверовали в учение людей, называемых Bougres (от слова «болгары»), Piphles, Patareni, Gazari, Cathari. Особенно много их было в Лангедоке. На улицах местных городов часто можно было увидеть людей, облаченных в широкие одежды и сильно отличающихся от остальных. Это – «perfecti», «совершенные». Их считают святыми. Перед ними спешат склониться «credentes» – «верующие», прося их благословения.
Католики удивленно взирают на эти сцены. Своим попам так не кланяются! И понятно, почему. Кто ж не знает, как живут священники? Катаются, как сыр в масле, одной рукой служат Богу, другой – мамоне.
Их слова давно разошлись с делами. Между клиром и паствой давно пролегла трещина, ставшая пропастью. Ее-то катары и замостили своими делами. Они действительно вели спокойную, аскетичную жизнь, стараясь не допускать излишеств. И слова их с делами не расходились, как и у первых христиан.
«Сие золото мира есть гноение души» – гласил известный девиз катарской секты. Для ее членов мир был лишь тенью невидимого и эхом неслышимого. Подлинная жизнь велась по ту сторону здешнего мира, там, где были владения Бога света.
Вот почему катары с особой ревностью соблюдали свои заповеди. Их вела по жизни мысль сбросить наконец грешную оболочку и обрести царство Духа.
Подобно богомилам, катары проповедовали безбрачие, вегетарианский образ жизни и не терпели насилие, особенно войну. Мужчины и женщины были д ля них равноправны.
Орудие казни Иисуса – крест – они не почитали, считая эту традицию «глупой».
Интересно, что проповедь катаров имела большой успех среди людей богатых и знатных. Оно стало модным. Многие хотели «быть немножко» катарами. Почти как в нынешнем вертепе роскоши – Голливуде – очень популярен в чем-то близкий катарам буддизм, а несколько десятилетий назад среди западных интеллектуалов считалось модным «быть немножко» социалистами.
Оставаясь в чистоте, катары подрывали привычный церковный порядок. Они грозили опрокинуть здание, построенное и занимаемое римскими папами, как некогда была опрокинута башня в Вавилоне, а что «Рим – это второй Вавилон», об этом критики папской курии говорили столетиями.
Теряя паству, церковь теряла власть. В 1198 году очередным римским папой стал Иннокентий III (1198 – 1216), великий воитель и самодержец церковный, принцепс среди христиан и папа среди монархов. По сути своей он был не только главным иерархом церковным, но и главным феодалом светским, постепенно подчинившим себе всю Европу. Он готов был сразиться с любым королем и императором и одержать над ним победу. Он женит французского короля и разводит короля испанского, он отлучает английского короля от церкви и отрывает Италию от Священной Римской империи. Наконец, он разоряет Византийскую империю, устремив туда крестовый поход рыцарей. Разве мог этот тиран клира и паствы позволить, чтобы совсем недалеко от Рима жили вольнодумцы?
Одной из первых мер, принятых Иннокентием, стало смещение церковных руководителей в Лангедоке. Однако это ни к чему не привело.
Иннокентий III все больше склоняется к тому, чтобы косой своей кары срезать росток, чуждый церкви: «Этих еретиков надо истребить!».
В борьбе с катарами
Прошло четыре года. Уже Византийская империя пала, сменившись Латинской империей, а катары все так же были тверды в своей вере. Иннокентий возмущался и волновался, не зная, кого из соседних монархов склонить к походу против катаров. Помог случай.
В январе 1208 года легат Петр Кастельно был убит пажом графа Раймона VI Тулузского (1194 – 1222). Незадолго до смерти он обратился к графу, прося выдать катаров, укрытых в его городе, но граф отказался. За что и поплатился. Его обвинили в убийстве легата. Река истории перелилась из одного русла в другое.
Папы «поставлены Господом над народами и царствами, чтобы вырывать, разрушать, созидать и насаждать», – писал Иннокентий III. Теперь было время разрушать. Он вновь пишет к французскому королю Филиппу-Августу и объявляет священный крестовый поход против врагов «Господа нашего Иисуса Христа». На этот раз король поддержал его, хотя и не стал во главе похода.
Весной 1209 года войско крестоносцев перешло Рону и двинулось в сторону Лангедока. Командовал им Симон де Монфор, мелкий дворянин, коему уже пришлось бывать в крестовом походе. Отправились, как писал Жан де Нострдам, «дабы вредить графу Тулузскому». Солдатам же были отпущены все грехи и обещаны добычи богатые и скорые.
Первым на пути французских «опричников» лежал крупный город Безье, где жили свыше двухсот катарских «перфектов». После недолгой осады последовал штурм. Еше перед началом его зашел разговор о том, как отличить католика от катара. Вот тогда и прозвучал знаменитый ответ, задавший тон всей войне. Ответ аббата Арнольда: «Бейте их всех, ибо Господь познает своих».
Разыгралась чудовищная бойня, после чего папский любимец Арнольд доносил своему покровителю: «И город Безье был взят, причем наши не оказали пощады ни сану, ни возрасту, ни полу, и пало от меча почти 20 тысяч человек. Велико было избиение врагов, разграблен и сожжен был весь город – чудесное свидетельство о страшной Божьей каре». По сообщению Ж. Ле 1оффа, только в городской церкви было истреблено 7 тысяч укрывшихся там людей. Чем не нашествие монголов на мирный европейский город? Так начался беспощадный поход во имя креста и Христа. Все люди окрестных мест бежали в Тулузу.
Крестоносцы были близки к триумфу. Но вдруг король Арагона Педро II (1196 – 1213) выступил на стороне своего зятя, графа Раймона Тулузского. Была на то своя подоплека.
Король Педро давно мечтал о великом приморском королевстве, что протянется от Сарагосы до Ниццы и охватит Арагон, Каталонию, Лангедок и Прованс. Мечта вполне реальная.
Эти области имели много общего. Их жители легко могли объясниться друг с другом, близкой была и культура этих стран. Здесь зародилась куртуазная поэзия – поэзия трубадуров- Ее корни восходили, кстати, к искусству соседней исламской Испании. Здесь любили свободу, мыслили вольно, были терпимы к вере, знали толк в выгоде, Здесь процветали ремесла и торговля. Сама земля приносила богатство, а море – барыш. И вполне могла появиться страна Окситания, как мыслилось Педро.