Знание-сила, 2004 № 06 924)
Шрифт:
От Роберта я получила следующий ответ (дословно): "Венера с Вирсавией переживут, если на них станут меньше таращиться бездельники туристы. Нашим же, чтобы дорасти до "чего-то сверх необходимого" (цитирует слова короля Лира из трагедии Шекспира. — Авт.), требуется время. А детей сюда иногда возят". Куда же подевались "наши" из моего детства? Ведь здесь всегда было так много людей! И какой контраст с тем. что началось на другой день на огромном внутреннем дворе! Праздник национального труда! По периметру поставили сотню торговых прилавков с зонтиками от солнца. Товары разные, по очень низким ценам. В центре — профессиональные соревнования, детские спортивные игры, несколько тиров... Вечером — речи, награждение
Все были счастливы, веселились, а Роберт скучал. Что с ним происходит? Его так любят! Разве эта любовь миллионов простых и искренних людей не предел мечтаний, не вершина состоятельности политика!?
Мне он почти перестал отвечать, заявив, что от моих вопросов у него ноют зубы. Завтра едем дальше, на юг. Но я уже задала тебе столько вопросов, что, задав больше, боюсь перестать надеяться на ответ.
Твоя сестра Маргарита.
Дрезден 6 мая 1938 года" (Перевод писем Андрея Никольского)
Гитлер (слева) и Риббентроп (в центре). Линование по поводу подписания с СССР Пакта о ненападении в августе 1939 года
...Немцы работали, немцы радовались новому жилью, хорошим зарплатам, автомобилю "фольксваген", который уже начали получать, образованию для детей, отпускам, которые многие получили возможность проводить, например, в круизах по Северному морю на фешенебельном "Вильгельме Густлоффе"... и как любой народ, не хотели расставаться е мирной жизнью.
Однако уже с весны 1938 года широко разрекламированные социальные программы начинают сворачиваться. Это, естественно, не нравилось рабочим. Лей в письмах жене отмечает, что "настроение на митингах меняется, тон вопросов тоже". Один раз он даже признается, что "будь сейчас осень, я бы не удивился, если бы кто-нибудь запустил в меня гнилым помидором".
"Подержите их еще немного.., еще немного, — говорил Гитлер Лею за полгода до вторжения в Польшу. — Повысьте зарплату, хотя бы символически, проведите какие-нибудь общегерманские игрища. Привлекайте кого угодно, моим именем. Средства возьмите из моего фонда. Я понимаю, что ставлю перед вами трудную задачу. Но пока мы не доберемся до кавказской нефти и украинского хлеба, мне вас по-настояшему поддержать нечем".
Гитлер и его генералы составляют планы военных действий
Одновременно Гитлер откровенно, едва ли не во всеуслышанье, жаловался, что вместо того чтобы в 1934-м "заниматься руководством СА (под словом "заниматься" он имел в виду "ночь длинных ножей", когда все руководство штурмовиков во главе с Ремом было просто вырезано. — Авт), следовало почистить "авгиевы конюшни Генерального штаба".
Гитлер по-настояшему взялся за оппозиционный генералитет в 1938-м году, перед этим заменив ключевую фигуру — министра иностранных дел, дипломата старой школы фон Нейрата на марионетку фон Риббентропа, подготовив таким образом почву для самого беспардонного "дипломатического" вранья. Второй ключевой фигурой являлся генерал-фельдмаршал фон Бломберг, который в свое
Верховный главнокомандующий Бломберг, командующий сухопутными силами Фрич, начальник генерального штаба сухопутных сил Бек (да и почти все высшие офицеры) были стопроцентные оппозиционеры, но люди авторитетные. Гитлер их высказывания глотал, хотя, конечно, до поры. Первые же реальные успехи, особенно триумфальное присоединение Австрии, придали ему храбрости, и он однажды в присутствии Геринга и Гесса устроил настоящую истерику, смысл которой заключался в том, что он "больше не может это выносить". Все понимали, о чем идет речь; Гесс промолчал, а Геринг, вытянувшись по стойке смирно, заявил: "Мой фюрер! Я сделаю так, что они будут рады убраться сами".
Так описывала позже эту сцену одна из секретарш Рудольфа Гесса, Хильда Фат. Ее свидетельство любопытно и само по себе, и в общем-то правдоподобно. Хотя в реальности все, возможно, было проще. Герингу вовсе не обязательно было выслушивать вопли фюрера, чтобы понимать, что от него требуется. Геринг был главой "партии войны" и сам метил в главнокомандующие. А для этого еще предстояло расчистить себе место.
В феврале 1938-го в результате грязных интриг Бломберг и Фрич были уволены со своих постов. Был удален и Бек. Довольно скоро офицерский суд чести полностью реабилитировал Фрича, но дело уже было сделано.
Третьей фигурой, критиковавшей авантюризм Гитлера (тогда осторожно именуемый "торопливостью") и вообще имевшей собственное мнение, являлся Ялмар Шахт. Но этот человек был слишком хорошо известен в Европе и Америке, и Гитлер довел его до отставки, не вымазав грязью, а тем, что просто перестал с ним советоваться. Вместо Шахта в кресло президента Рейхсбанка он посадил Функа, бывшего журналиста экономической печати, человека, логично продолжившего цепочку безропотных исполнителей, — Риббентроп, Кейтель, Функ, Геббельс и т.д.
Насколько сам Гитлер к началу войны преодолел свои внутренние сомнения и страхи, можно судить по следующему эпизоду.
9.11.37. Фон Нейрат, Шахт, Бломберг, Бек и другие собрались на квартире Бекас целью составить меморандум, который мог бы вынудить Гитлера отказаться от готовящихся "ефрейторских авантюр". Гитлер об этом узнал, но тогда ничего не предпринял. А через два года высказался так: "Если бы в то же самое время (то есть 9.11.37. — Авт.) на квартире Гесса собрались Гесс, Геринг, Лей, Борман, Гиммлер, Риббентроп, Геббельс, чтобы убедить меня начать войну ценою моей отставки, я бы согласился. Клянусь честью! Я бы считал свою миссию выполненной. Ибо война вызрела в сердце самой нации".
Итак, "партия мира", к которой принадлежали такие видные деятели Третьего рейха, как Гесс, Шахт, Лей, и большая группа самых высших офицеров вермахта, которая считала, что войну надо отложить на двадцать лет, — проиграла.
Свою роль сыграл и чисто психологический фактор. Гитлеру и остальным "вождям" — сорока-пятидесятилетним полнокровным и энергичным мужчинам — плоды победы хотелось сожрать сейчас, скоро, а не через 20 лет, когда уже зубов не останется.
Возвращаясь к приведенным в самом начале словам Рема, можно сказать, что война, таким образом, "дождалась своего часа". Нужно только помнить, что так говорил все-таки не немецкий народ, а "шофер" той военной машины, которая если уж сдвинулась с места, то остановить ее значило бы практически вывести из строя.