Знаю только я
Шрифт:
О ужас. Ну что? Разве не ужасно? А почему вы не плачете? Плачьте же надо мной. Если вам непонятно, я вам еще раз о себе расскажу: моя мать… мой отец…» и т. д.
Нет, зритель не станет рыдать над нами. Да, ситуацию шеф рассказывает точно, мысль, как говорится, на лице, и ясна цель, но все это холодно, рассудочно, и трагедии нет. Есть — аннотация к трагедии. А трагедии хочется. Хочется, чтоб на сцене был человек, которого не понимает и не принимает мир, т. е. каким считает себя каждый из нас — одиноким, непонятым и т. д.
26 марта
Высоцкий:
—
— Да ведь ты же уговорил, значит, ты знал «зачем».
— Я-то знал, но он меня так сбил с толку, с моего, что теперь и я не знаю «зачем». Меня оторвали от моей почвы, как от груди матери, понял? Аты знаешь, что это такое? А другой груди не дали, да мне и не надо…
Приехала Марина, всё в порядке. У Володи какие-то грандиозные предложения и планы, только бы разрешили ему сниматься!
29 марта
Заходил сегодня в театр. Хотел оставить Володе записку такого содержания: «Володя, видел «Быть или не быть», — у тебя получается. Обнимаю. Валерий». Потом заспорил отечности перевода. Мне не нравится строчка «Так всех нас в трусов превращает мысль», мне кажется более точным и глубоким перевод — «Так малодушничает наша мысль». Слово «трус» в русском значении и звучании — слишком определенное понятие. Нельзя сказать: «Я трушу совершить самоубийство». Трус — не тот человек.
Смешно Володя рассказывал, какие шеф вызывает образы в помощь — Сталин, Эрдман, Пушкин. Рассказывал шеф вдруг зачем-то, когда репетировали «Быть или не быть», как Берия сказал звукорежиссеру на микшере: «Чтобы Сталина было много больше Ленина… Два солнца на одном небе быть не может». И тот в обморок. Сталин: «Не пускайте сюда слабонервных».
— Понимаешь теперь, как играть? Ну, давай. Я тебе не мешаю этими разговорами? Я ведь хочу сказать: если не будет получаться, я спектакля не выпушу. Вы поняли меня?
19 апреля
Был за это время один хороший день — встреча с Ивановым [146] . Много мы с ним переговорили, передумали. Я открыл ему карты, что не хочу играть Лаэрта: лавров это мне не принесет, а время терять не хочу, образ завязывается неинтересно, драки не будет и т. д., думаю выйти из этой игры… «Как думаешь?» И тут Валерик мне сказал несколько слов убедительных:
— Ты должен играть Лаэрта. Ты не должен разрушать тобой же созданный тип, характер, подход и взгляд надело. Ты в наших глазах пример — волевой, дисциплинированный, удивительно работоспособный. Ты артист-работник, у тебя учатся, тебе подражают… Ты не можешь отказаться, ты выполняешь всякую порученную тебе работу на самом высоком уровне. Я считаю, что настал момент, когда Иванов должен потесниться и уступить премьеру Золотухину… А там уж видно будет…
146
Валерий Иванов, в то время актер Театра на Таганке, первый исполнитель роли
И сам я думаю: а будет ли пользой для меня самого, что я выйду из игры? Время у меня есть. Зачем я выскочу? Я всегда был сторонником — лучше сыграть, чем не сыграть. Чего же я сейчас?.. Валерка считает, что я обязан играть Гамлета: «Зачем ты оставил репетиции?»
В результате всех разговоров я вчера репетировал Лаэрта дальше и был очень талантливым, по-моему. Ну что же, так мы и решим для себя: играть Лаэрта! Действительно, каждое дело надо играть, работать весело, талантливо, по-моцартовски!! Так будем же гордиться актерским ремеслом!!
А меня Марина Влади расцеловала сегодня. Была на репетиции «Гамлета».
16 мая
Высоцкий:
— Валерий, почему ты не посмотришь репетицию, почему ты мне ничего не скажешь?! С NN я уже лет пять не общаюсь на творческие темы… А в последнее время он вообще уже обнаглел, с ним невозможно разговаривать… Этот его комплекс неполноценности довел его до ручки. Он не может себе позволить открыто, искренне порадоваться чьей-то удаче, чтобы тут же не обругать. Он думает, что все такие идиоты, что не видят этой его политики… Например, он говорит: «Что, сегодня лучше, чем вчера, репетируешь? Маленько поспал, наверное?» Он не может не принизить… Кваше понравился «Галилей», он пришел и расцеловал меня, но NN тут же: «Он ведь не спит, пишет целыми ночами. А когда вот он в настоящей форме, ну вот тогда надо смотреть…» И всё в таком духе…
— Володя! Я не вижу пользы в своем присутствии на репетиции. Ну что я тебе скажу?.. Во-первых, еще трудно сказать что-то определенное, ты сам меняешь, пробуешь, ищешь… Шеф постоянно что-то выстраивает. В лучшем случае каждый из нас будет высказывать своего Гамлета, свою образованность, которая может сейчас только помешать. Если что-то и говорить, то очень хорошо зная тебя, и от тебя же исходя, тебе советовать, но лучше шефа вряд ли кто тебя знает, недаром он поставил на тебя — значит, знает, значит, верит…
По первому эскизу Гамлет у нас отнюдь не интеллигентный мужик, он сильный, защищенный товарищ. Человек по природе слаб, и ему симпатичнее видеть благородного, слабого… но нравственно побеждающего человека… В глазах нет вопроса, нет растерянности перед бытием, нет трагизма, нет вечности…
А может, это все мое собственное, от себя танцую?
21 мая
В довершение всех моих творческих поражений вчера смешал меня с грязью шеф наш дорогой.
— Кого вы пытаетесь обмануть? Меня?! На копейку имеете, а хотите мне показать, что на рубль…
— Никого я не пытаюсь обмануть… Я работаю… Вы не покупаете, я не продаю…
— Уж дайте мне под старость лет выражаться, как я умею… У вас что, болят глаза? Почему вы в очках? По улице, пожалуйста, ходите в очках, а на сцену не надо выходить в таком виде…
— Я их надеваю только на сцену выхода, я вам говорил, что хочу играть Лаэрта в очках. Вы сказали: «Посмотрим».