Знают ответ орхидеи (Все началось с Омахи, Лучше мне умереть)

Стаут Рекс

Сол посмотрел в мою сторону.

– Ты не собираешься записать это в свой блокнот, Арчи? – поинтересовался он.

Я последовал его совету, а Пензер продолжил свой рассказ:

– Я спустился вниз и спросил у привратника, не видел ли он, как сегодня утром выходила из дома горничная миссис Ирвин. Он сказал, что не видел. И вообще не видел, чтобы она возвращалась. Оказывается, вечер четверга у нее выходной. К хозяевам она обычно возвращается в восемь утра в пятницу. Но на этот раз привратник ее не видел. Он спросил у лифтера, но выяснилось, что и тот Эллы не видел. Я отправился по адресу и разыскал дом, обшарпанный, без лифта и горячей воды. Повидался с матерью

Эллы Рейес. Я старался быть очень осторожным, но, сами знаете, как непросто бывает с такими людьми. По крайней мере, мне удалось выяснить, что обычно Элла наведывается к родным в четверг вечером, но в этот четверг она почему-то не появилась. Миссис Рейес уже думала позвонить миссис Ирвин, но побоялась. Вдруг Элла занимается чем-то таким, о чем лучше не знать ее хозяйке? Прямо мамаша этого не сказала, но все и так было понятно. Я весь день болтался туда-сюда. Привратник в доме Ирвинов уверял меня, что вчера Элла Рейес ушла как обычно, в шесть, причем одна. Миссис Рейес назвала мне фамилии двух друзей своей дочери. Я повидал и их, они мне дали еще кое-какие адреса. Никто ничего об Элле не слышал и не видел ее. Я еще два раза звонил миссис Ирвин и каждый час справлялся в полиции насчет несчастных случаев, разумеется не называя никаких фамилий. Последний раз, в пять часов, мне ответили, что в районе Сто сороковой улицы, на берегу реки Гарлем, под грудой досок обнаружено тело неизвестной женщины, которое в данный момент уже увезли в морг. Я отправился в морг, но тело туда еще не привозили. Когда его наконец доставили, я на него взглянул и решил, что оно очень подходит под описание, данное миссис Моллой: около тридцати, маленькая и аккуратная, кофе со сливками. Только с головой у нее было черт-те что: весь затылок размозжен. Такие вот дела.

Я встал, но тут же, сообразив, что этим делу не поможешь, снова сел. Вульф набрал воздух через нос и выпустил его через рот – не человек, а компрессор.

– Разумеется, мне не нужно спрашивать тебя, подтвердил ли ты свои предположения официально, – произнес он.

– Разумеется, нет, сэр. Предположения есть предположения.

– Вот именно. В котором часу закрывается морг?

Один этот вопрос доказывал, что он гений. Ибо не знать таких вещей, когда больше двух десятков лет расследуешь убийства, позволительно только гению. Но, черт возьми, он на самом деле этого не знал!

– Он никогда не закрывается, – подсказал Сол.

– В таком случае мы можем продолжить работу. Арчи, звони миссис Моллой и попроси ее подъехать к моргу.

– Не выйдет, – уперся я. – Далеко не каждой женщине я могу назначить свидание в морге. И уж конечно, не миссис Моллой. К тому же не исключено, что негодяй в перерывах между убийствами развлекается прослушиванием телефонных разговоров. Я за ней заеду.

– Валяй.

Что я и сделал.

Глава пятнадцатая

Я сел на стул напротив Сельмы. Приглашение сесть я принял только потому, что по дороге сюда пришел к решению, способному несколько затянуть мое пребывание в ее квартире.

На ней было платье из тонкой лимонно-желтой ткани. Возможно, дакрона. Хотя мне хотелось, чтобы это оказалась шерсть.

– Когда мы с вами увиделись впервые, пятьдесят часов назад, я мог поставить один к двадцати на то, что Питера Хейза оправдают, – начал я. – Теперь все обстоит иначе. Ставлю двадцать к одному.

Она сощурила глаза, отчего их уголки слегка приподнялись.

– Вы просто стараетесь меня подбодрить.

– Нет, но не скрою, это намек на то, что нам требуется ваша помощь.

Помните, я звонил вам сегодня утром? Хотел узнать, как зовут горничную миссис Ирвин, и попросил описать ее внешность? Сегодня днем на Сто сороковой улице под грудой досок обнаружено тело женщины с пробитым черепом, которое уже доставлено в морг. Мы предполагаем, что это Элла Рейес, но не уверены, а знать необходимо. Я заехал за вами, чтобы мы взглянули на нее вместе.

Она села и долго смотрела на меня не моргая. Я ждал. Наконец она обрела дар речи.

– Хорошо, – согласилась она, – я поеду. Сейчас?

Никакой нервической дрожи, никаких стонов и охов, никаких вопросов. Я решил, что все складывается как нельзя лучше. Она настолько сражена другим страшным известием, что все остальное ей уже до лампочки.

– Да. Но сперва соберите сумку с таким расчетом, чтобы день-два ночевать вне дома. Мы прихватим ее с собой, – посоветовал я. – Вы будете жить у Вульфа, пока все не закончится.

Она замотала головой:

– Не выйдет. Я сказала вам об этом еще вчера. Мне нужно побыть одной. Я не могу находиться на людях, есть в чьем-то присутствии…

– Вам и не придется. Будете есть в своей комнате. Кстати, она просто замечательная. Я не прошу вас, леди, я вам приказываю. Пятьдесят часов назад мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы перебороть свои чувства к вам. И я не хотел бы испытать нечто подобное снова. А это будет неизбежно, если вас найдут с пробитой головой. Я хочу помочь вашему парню выйти на волю и застать вас здесь живой, а не хладным трупом. Преступник уже прикончил Моллоя, Джонни Кимса и Эллу Рейес. Не ведаю, что у него была за причина убивать ее. Не исключено, что он посчитает необходимым разделаться и с вами. А я не хочу, чтобы ему это удалось. Собирайте сумку, и закончим наш разговор. Время не терпит.

Будь я проклят, если она не переборола в себе желания протянуть мне руку. Женский инстинкт – не упускать ни единой возможности – восходит, вероятно, еще к тем временам, когда у нас, грешных, имелись хвосты. Но все же она превозмогла себя и встала.

– По-моему, все это довольно глупо. Но так или иначе, мне не хочется умирать именно сейчас, – призналась она и вышла в соседнюю комнату.

Еще один шаг в сторону жизни. Совсем недавно она говорила, что, считай, умерла.

Сельма появилась через пять минут, в шляпе, жакете и с коричневым чемоданчиком в руке. Я взял у нее чемодан, и мы отбыли.

Чтобы сэкономить время, я намеревался растолковать ей программу нашего вечера, когда мы сели в такси, но ничего не вышло. После того как я сказал шоферу: «Городской морг, Восточная Четыреста двадцать девятая», он вылупился на нас, как баран. Но все же мы тронулись.

Сельма сказала, что хочет задать мне один вопрос. Я ей, конечно, позволил. Она придвинулась ко мне так близко, что ее губы оказались в дюйме от моего уха, и спросила:

– Почему в таком случае Питер хотел уйти с оружием?

– Вы что, на самом деле не догадываетесь?

– Нет, я… Нет, конечно. Откуда я могу знать?

– Он решил, что на оружии ваши отпечатки, и хотел их стереть.

Она в изумлении уставилась на меня. Ее лицо находилось так близко от моего, что я не мог его видеть.

– Но откуда… Нет! Он не мог так подумать! Не мог!

– Если вы хотите, чтобы нас не слышали, говорите тише. Почему не мог? Ведь вы могли? Вам можно, а ему, выходит, нельзя? Теперь вы склонны поменять точку зрения, но произошло это не без нашего участия. Он же все это время был изолирован от внешнего мира и, очевидно, продолжает так думать. А почему бы и нет?