Зодчий

Мирсаидов Мирмухсин

— Я совсем забыл о барханах, — продолжал зодчий. — Там ведь тоже дворец. О господи, откуда бы ему тут взяться? Видно, всевышний направляет все мои помыслы на то, чтобы я воздвиг еще один величественный дворец. Я так ясно видел его. Нет, это не сон, я видел его средь бела дня, наяву. Если бы не воля всевышнего, я бы не смог увидеть дворец в пустыне! О, чудо из чудес!

И Бадия, и Масума, и Харунбек в полутьме под арбой молча смотрели на зодчего, смотрели, но никто не осмелился с ним заговорить.

— Бадия, дочь моя, не можешь ли ты позвать кого-нибудь из моих учеников, Зульфикара, Заврака или Гавваса? Пусть

принесут с собой тетрадь, карандаши и линейку.

— Я позову, — вызвался Харунбек, поднимаясь с места.

— Что с вами, отец? — обратилась Масума-бека к мужу. — До тетрадей ли в такую минуту!

— Бог озарил мою душу. Я видел своими глазами величественный дворец и должен запечатлеть его на бумаге. Помнишь, точно так же было и с медресе Мирзо. Я хочу набросать кое-какие детали, чтобы не забыть их.

Под завывание вздымающего пески ветра ‘Зульфикар и Заврак вползли под арбу зодчего. Хотел было войти и Гаввас Мухаммад, но для него в этом самодельном шалаше не нашлось места. Тогда Харунбек и Гаввас, опустившись на колени у арбы, сунули головы в шалаш. Получилось так смешно, что Бадия едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Она прижалась к матери и глядела на Зульфикара, который, присев рядом с зодчим, достал из-за пазухи тетрадь и разложил ее на коленях. Он протянул зодчему карандаш. Заврак прильнул к Зульфикару и из-за его плеча следил за рукой зодчего, набрасывающего на бумаге линии.

— Никак я не даю вам покоя, а? — промолвил зодчий.

— Можете свободно располагать нами, устад.

— Да, бог озарил мою душу, глядите, глядите, какое здание представилось моему взору. Вон те столбы пыли похожи на минареты, а взвихрившийся желтый песок — это стены и арки. Боюсь, как бы по старости не позабыть всего этого, вот и хочу набросать чертеж и сделать отметки. Ах, если бы нашелся справедливый государь, я воздвиг бы это здание в его честь. Если бы он был таким же, как Искандер, как Фаридун ил Харун-аль-Рашид. О, будь они живы, дворец был бы достоин их, я бы построил для них этот дворец и назвал бы его Белым дворцом. Но, увы, их уже нет на свете.

Под арбой в полумраке зодчий наносил на бумагу чертежи, писал какие-то знаки, затем на чистой странице чертил снова и снова. Ученики не отрывали взгляда от тетради. Как зачарованный смотрел на зодчего Харунбек, а Бадия не отрывала глаз от лица Зульфикара. Масума-бека растерянно оглядывала их всех, наблюдала за каждым их движением. Для несчастной матери здесь все были равны. Но больше всего она жалела Гавваса Мухаммада, обиженного и оскорбленного, как ей казалось.

Набросав в тетради фигуры и линии, зодчий стал что-то объяснять своим ученикам. Пользуясь вычислениями Пифагора, зодчий поставил цифры в углах треугольников и во внешних углах, образованных пересечениями прямых линий. Даже из одного только описания зодчего рисовалось нечто сказочно прекрасное. Хотя многие объяснения зодчего граничили с фантастикой, ко сам по себе замысел был столь грандиозен, что преданные ему ученики почтительно соглашались со всем, что бы он ни сказал. А ветер между тем тряс арбу, покрытую войлоком. Гаввас и Харунбек то и дело поглядывали на крутящиеся небесные столбы.

— Послушайте, устад, — начала Масума-бека, — да кто будет внимать вашим словам и глядеть на ваши чертежи, до того ли нам сейчас?

Может быть, нас вот-вот погребут пески… Оставьте ваших учеников в покое, пусть лучше смотрят за лошадьми. Да сохранит нас всевышний!

— А ты читай молитвы о нашем спасении и отгоняй от нас злых духов, — улыбнулся зодчий и подмигнул своим ученикам. — Руки у нас свободны, все равно сидим без дела. Такова уж наша участь.

— Но ведь страшно!

— Кому? Тебе одной или Бадие тоже?

— Мне одной, — призналась Масума-бека, еле удерживая край войлока, который буран буквально рвал из ее рук.

— Не бойся, мы же все здесь с тобой. Буран скоро уляжется, а когда переберемся на ту сторону Джайхуна, все напасти останутся позади. Ведь та сторона — Мавераннахр. А ты, Бадия, не боишься?

— Нет, отец.

— Слышишь, мать?

— Слышу, — ответила Масума-бека. — Но вы точно игроки в шахматы, думаете только об игре, сами с собой разговариваете, а мы сидим и ничего не понимаем. Поговорите о чем-нибудь понятном. Доберемся ли мы к вечеру до Халача?

— Если аллах будет к нам милостлив, — сказал зодчий, снова ушедший в свои расчеты.

И вдруг словно гигантский кулак ударил по арбам. Заржали кони. Все погрузилось во тьму, в лица летел песок. Арбы ходили ходуном. Сидевшие под арбой невольно вцепились в колеса, и казалось, среди этой жуткой тьмы чья-то страшная рука хватает все подряд и швыряет вверх. Будто началось землетрясение, даже земля и та уходила из-под ног, ничего нельзя было ни разглядеть, ни понять.

— Смерч! — проговорил зодчий, в рот и ноздри ему уже набился песок. — Крепче держитесь друг за друга!

И сам невольно схватил за руки дочь и жену. Зульфикар одной рукой вцепился в колесо арбы, другой крепко держал Бадию. Заврак повалился на ноги зодчего. Харунбек и Гаввас изо всех сил ухватились за колеса арбы и закрыли глаза.

— Не двигайтесь с места! — снова закричал зодчий. — Смерч скоро пройдет.

Вокруг стоял непроглядный мрак. Ветер беспрерывно швырял в лицо песок, и невозможно было открыть глаза. Путники, сбившись в кучу, ухватившись друг за друга, не смели поднять головы, выглянуть из-за войлока и посмотреть, что происходит вокруг. Вскоре тьма рассеялась и начало светлеть. И хотя все еще завывал ветер, зодчий осторожно высунул голову и огляделся — смерч пронесся вдаль.

— Кончилось, кончилось! — воскликнул он. — Господь уберег нас.

Остальные тоже высунули головы и посмотрели по сторонам. Пыльный вихрь был уже далеко, его относило в сторону Карки. А здесь, где он только что прошел, летали куски войлока и хворост. Смерч словно слизнул песок, смел прежние холмы, настлал новые. Вторая арба опрокинулась, а третью унесло далеко в сторону и наполовину засыпало песком. На ней не оказалось ни груза, ни корма для лошадей. Трое лошадей, привязанных к колесам арбы, стояли на месте, а остальных и след простыл. Вдруг путники заметили в стороне, неподалеку от арбы, засыпанной песком, бессильно бившуюся лошадь. Она не могла выбраться из песчаной ямы, песок почти полностью поглотил ее. А двое чужих иноходцев исчезли бесследно. Зодчий вылез из-под арбы. Огляделся. Арбы были пустые — унесло все: и ковры, и подстилки, и мешочки с хлебом и толокном, и тюки с одеждой. Только под полуопрокинутой третьей арбой лежали чугунный котелок, лопаты да кетмени…