Зодиак Улитки
Шрифт:
– Что же теперь будет дальше? – спросил директор.
– Ваша девочка будет жить, – с ноткой недоумения ответила женщина. – Всё, что я пообещала вам, Николай Николаевич, будет выполнено. Для нашей методики практически не существует неизлечимых болезней.
– Но вы ведь даёте гарантии? – плаксиво спросил директор.
– Наша лучшая гарантия – это все те люди, которым мы помогли почти за триста лет.
Николай Николаевич чуть сдвинул брови, наклонил голову вбок и глухо переспросил:
– Триста лет?
– А что вас смущает?
– А это не связано с чёрной или с какой-то другой магией?
Посетительница так строго взглянула на Николая Николаевича, что тот залился краской.
– Простите меня, – забурчал он, – какие-то глупые мысли в голову лезут. Но вы поймите мои опасения…
– Никакой магии, – жёстко перебила директора женщина. – Научный подход и высокотехнологичная терапия, не имеющая аналогов на планете Земля.
– Серьёзно?
– Абсолютно. Не нужно быть таким недоверчивым. И кстати, – посетительница поднялась из кресла, – вы можете лично присутствовать при операции. Это не возбраняется для родственников, даже наоборот.
Николай Николаевич метнулся из-за стола к гостье.
– Это было бы просто замечательно. Я очень волнуюсь за свою девочку. – Он взял женщину как можно аккуратнее за руку. – У меня ведь опять вылетело из головы ваше имя, простите уж старика.
Женщина улыбнулась белоснежной улыбкой. Ярко-пунцовые губы выглядели обрамлением двух рядов жемчужин.
– Какие ваши годы, Николай Николаевич. Я ещё и вас, если нужно, полечу, – гостья издала лёгкий смешок. – И в официальных кругах, и те, кому я спасла жизнь и вернула здоровье, зовут меня Муруганой. Есть ещё короткое имя, но оно используется при личных встречах и в определённой атмосфере. – Директор закивал головой, показывая, что понял о чём идёт речь. – Маги-шарлатаны и служители культа по имени меня предпочитают не называть, а используют уничижительные и, как им самим кажется, обидные прозвища. Как раз это меня мало волнует. Но мы-то с вами останемся друзьями, не так ли?
Директор приложил руку Муруганы к своей груди и, раскрыв широко глаза, сказал:
– Невозможно. Просто невозможно предположить обратное. Если вы спасёте Юленьку, я уговорю городское руководство поставить вам памятник и высечь золотыми буквами ваше имя на центральной площади.
Муругана звонко захохотала.
– Какой же вы смешной, милый Николай Николаевич. Мне достаточно в качестве благодарности то, о чём мы с вами договорились. Вы ещё не забыли о нашем уговоре?
Лицо директора скривилось в болезненной гримасе, словно его пытались несправедливо уличить в предательстве священного служения искусству, которому он успел посвятить большую часть жизни.
– Ну, что вы, я держу слово.
– Тем более, что на кон поставлена такая серьёзная карта, – в глазах
Николай Николаевич в ту же секунду обмяк и будто слегка уменьшился в размерах.
– Да. Конечно. Выбора у меня нет.
Женщина перестала улыбаться и почти с каменным выражением лица сказала:
– Каждый понедельник, начиная с завтрашнего числа, по вечерам мы занимаем основную сцену для проведения психологических и лечебных сеансов, которые буду проводить лично я.
– Да, всё верно, – кивнул директор.
– На ближайшие полгода.
– На полгода, – повторил он.
– Без какой-либо платы, на спонсорских условиях.
Николай Николаевич кивнул.
– Замечательно. – И Муругана вновь расплылась в очаровательной улыбке, сверкая чёрными, бездонными зрачками.
– Признаюсь честно, я переживаю, что вышестоящее руководство, узнав о моём согласии предоставить вам помещение для благотворительных мероприятий, начнёт возмущаться. Я ведь, практически, действую без их одобрения. Можно сказать, за спиной…
– Полная ерунда, – перебила Муругана директора. – Сразу же, без колебаний направляйте ваше руководство ко мне. Номер телефона вы знаете. Пусть звонят, и я с ними поговорю.
Николай Николаевич смутился ещё больше.
– Вы и министра сможете уговорить?
– Поймите вы, милый мой человек, – Муругана осторожно прикоснулась ладонью к щеке директора, – на этой планете нет абсолютно здоровых людей. Как говорят ваши медики? – Есть только недообследованные. А у тех есть недообследованные родственники и так далее. И поверьте, – женщина игриво прищурила глаз, – мне есть, что предложить этим людям.
– То же, что и моей Юленьке? – уточнил Николай Николаевич.
– Верно, – согласилась Муругана. – Я в состоянии помочь, и я это делаю.
И она круто развернулась и зашагала к двери.
– Вас проводить? – засуетился директор.
– Ни к чему, – на ходу бросила и исчезла за дверью Муругана.
Вернувшись за стол, Николай Николаевич отодвинул нижний ящик и достал круглую жестяную коробку из-под печенья. Сняв крышку, на которой улыбчивый Дед Мороз кормит щедрой рукой крошками, видимо, этого самого печенья, сидящих на снегу снегирей, директор вытащил и положил на стол пистолет Макарова. Чёрный, матовый металл. Затем медленно убрал от него руку, откинулся на спинку кресла, перевёл взгляд на стоящую рядом с лампой фотографию в прозрачной рамке.
На него смотрела женщина средних лет со светлыми волосами и чуть прищуренными, смеющимися глазами. Волосы слегка растрепал ветерок, а вокруг царит яркое, знойное лето.
Он сделал эту фотографию десять лет назад, когда отдыхали на Средиземноморье. Юле тогда исполнилось девять. Она всё время смеялась, пела песни и танцевала, изображая Белоснежку. А Танюша смотрела на дочь вот таким взглядом, полным счастья и мудрости. Матерью Татьяна была спокойной и нежной. У неё на всех хватало и внимания, и любви.