Зодиак Улитки
Шрифт:
Николай Николаевич расплылся в широкой улыбке, и одновременно с этим из его глаз медленно поползли две крохотные слезинки.
– Я бы не стал тебе врать, что не думал об этом. Я ведь не дурак и всё прекрасно понимаю. Но ведь я ещё и любящий отец, понимаешь?
– Понимаю, конечно, понимаю, – закивал Феликс. – Что с Юлей?
– Я старался сделать всё возможное, чтобы поддержать здоровье дочери. Никогда не жалел денег ни на врачей, ни на обследования, ни на лекарства. Ты же знаешь.
– Знаю, – снова согласился парень.
А Николай Николаевич будто не
– Но беда всё же пришла. Сколько бы я не оттягивал, это время наступило. – Николай Николаевич поднял взгляд к потолку. – Если и она уйдёт, я этого не переживу, слышишь, не останется уже никакого смысла.
Теперь Феликс понял, что обращаются не к нему, а к более высокой инстанции. И это ещё больше насторожило.
– Николай Николаевич, – громко сказал Феликс, – скажите уже, пожалуйста, что случилось с Юлей? Где она сейчас? И зачем вы меня вызвали к себе?
Медленно директор опустил взгляд на Феликса. Сдвинул брови, будто бы увидел его только что.
– Наитин, – сказал он, – Феликс. Ты давно здесь? – Оглянулся вокруг. – Что со мной?
– О-о-о, – обречённо протянул Феликс. – Не та ли странная разноцветная баба, что выходила из театра, была у вас только что?
– Муругана, – почти благоговейно произнёс директор. – И она пообещала помочь Юленьке. Ты ведь не знаешь, – спохватился он, – а её увезли на скорой. А меня не взяли. Ни в какую, как я не упрашивал. Сказали, что чуть позже позвонят и сообщат, в какую больницу определили. Странно, конечно, это. Но меня и слушать не хотели. Не убивать же их за это. А теперь, вот, одна надежда – на Муругану.
Феликс почти физически почувствовал, как огромный груз опустился на плечи. Он тоже знал, что это может случится, но всегда настойчиво гнал из головы невесёлые мысли.
– И насколько всё плохо? – слегка сдавлено спросил Феликс.
Николай Николаевич поставил локоть на стол и упёрся лбом в подставленный кулак.
– А насколько может быть при стенозе митрального клапана? – вопросом на вопрос ответил он. – Я видел, как она побелела, как посинели губы, а в руках и ногах мелкая дрожь. Я просто понимал, что всё это очень плохо, что Юленька на грани, её нужно срочно спасать.
– И вы не знаете, где она сейчас?
– Теперь, слава богу, знаю.
Мгновенно перебрав в уме несколько вариантов, Феликс уточнил:
– В областной многопрофильной?
Директор поднял брови.
– Что, в областной многопрофильной?
– Скорая Юлю увезла в областную многопрофильную?
Николай Николаевич замотал головой.
– Нет-нет-нет, она сейчас в частной клинике, – сбивчиво заговорил он, – то есть, конечно, сначала приехала скорая, оказала первую помощь, а потом как-то сразу появилась Муругана и предложила услуги своей клиники. Юля сейчас там. Вообще-то, я хотел предложить тебе вместе со мной съездить, поддержать Юлю. Тем более, что у неё операция. А ты не хуже меня знаешь, что это очень рискованно. Но я принял решение… Мы с Муруганой решили, что оттягивать больше нельзя. Нужно помочь моей девочке. И она будет здорова.
Николай Николаевич замолчал.
Всё
Ведь Юля для него не просто дочь начальника. Она близкий, очень дорогой человек. Это Феликс понял ещё год назад, когда они познакомились в театральном институте на курсе драматургии. Юля рассказала ему о своей любви к театру. Но в то же время и о своей невозможности посвятить ему свою судьбу в качестве актрисы. И виной тому её врождённое заболевание – стеноз митрального клапана сердца. Это значит – минимум физических нагрузок, постоянное наблюдение у врача-кардиолога, минимум эмоциональных переживаний и строгий распорядок дня, – своевременный сон, приём пищи, прогулки на свежем воздухе, диета.
А вот писать пьесы для театра – пожалуйста, сколько угодно. Чему и решила посвятить свою жизнь Юлия – драматургии. И в тайне от отца мечтала рано или поздно стать самым настоящим режиссёром.
Феликс тогда не стал спорить и напоминать, что режиссёрская работа в театре зачастую не менее нервозна чем работа актёра. Режиссёру иногда приходится работать с такими «фруктами», у которых характер равен раздутой харизме, плывущей над их головами в виде огромного, сверкающего дирижабля. Порой, стoящий режиссёр – это обладатель стальных нервов, подобных тросам вантового моста.
Он просто сказал:
– Хитрo ты придумала, сама и пьесу напишешь, сама и в театре поставишь. Двойной оклад.
Оба тогда посмеялись над шуткой.
А теперь хрупкой двадцатилетней девушке грозило попросту не дожить до следующего дня рождения.
– Ну, так что ты молчишь? – вывел Феликса из раздумий Николай Николаевич.
– Конечно, поеду. – Голос звучал уверенно. – Вы же знаете, Юля мне не безразлична. Даже более того.
– Рад это слышать. – Директор вышел из-за стола, подошёл к Феликсу и вцепился в его руку, при этом не давая встать со стула. – Это здорово, что ты остаёшься рядом. Ей твоя поддержка будет очень нужна. Я знаю. Спасибо тебе.
Николай Николаевич тряс руку Феликса, а тот и не пытался остановить хлынувшие эмоции отцовской благодарности.
– Когда операция? – раскачивающимся голосом от продолжающегося рукопожатия спросил Феликс.
– Сегодня вечером, в 21 ноль-ноль.
– Почему вечером? Обычно, насколько я знаю, операции по утрам делают, до обеда.
– Не всегда, – устало улыбнулся Николай Николаевич. – Тем более, что у Муруганы своя лечебная практика, своя методика, древние традиции и так далее. Нам приходится ей верить.
– А какие гарантии, что операция поможет Юлии?
– Муругана даёт стопроцентную гарантию.
У Феликса округлились глаза.
– Такое возможно?
– Муругана уверила, что способна на многое, и эта операция всего лишь одна из череды многих других. – Увидев во взгляде молодого человека недоверие, положил руки ему на плечи и добавил: – Я не могу потерять ещё и её.
Обречённо вздохнув, не в состоянии спорить с отцом девушки, Феликс кивнул.
– Где находится эта клиника? Как мы туда доберёмся?