Зодиакальный свет
Шрифт:
– Да, – кивнул панторанец, – с Дальна. Играет на кветарре и отлично поёт. Столько песен знает, два раза я его слышал, ни одной не повторил.
– Сходить, что ли, послушать? – задумчиво сказал я.
– А чего же не сходить! – воскликнул Агебас. – Я сейчас тоже пойду, раз здесь уже не нужен. Сегодня, как раз, последнее выступление, завтра он, вроде, улетает.
– Тогда идёмте, – решил я.
Выход из дока внутрь станции охранялся «по-взрослому» – парный пост, оба постовых в полных бронекостюмах, только шлемы облегчённые, лётного типа, с прозрачным щитком до середины лица. Герметичные ворота из толстого многослойного бронелиста были раздвинуты ровно настолько, чтобы пропустить
– Что, неспокойное место?
– Временами. Наших трогать боятся, а между собой часто дерутся, бывает, и до стрельбы. В двадцать два по местному мы закрываем шлюз и до восьми утра никого не пропускаем, имейте в виду.
– Понял, спасибо.
Кантина станции носила оригинальное название «На задворках рая». Возле её двери был вывешен большой лист флимсипласта – местного аналога бумаги – с отпечатанным голографическими чернилами, дающими объёмный эффект, объявлением:
Чародей с гитарой. Песни, хорошо вам знакомые, песни, которые вас удивят
Три выступления, только 10, 11, 12, начало в 1900
Посмотрим, посмотрим, что за чародей, подумал я, открывая дверь. Зал кантины имел полуцилиндрическую форму и довольно большую высоту, что я, правда, понял не сразу. Над входом нависал кольцевой балкон, подвешенные под ним лампы достаточно хорошо освещали столики этой части, дальше полумрак сгущался, рассеиваемый пятнами света от абажуров над столиками. Полукруглая сцена располагалась в центре дальней, плоской стены между барной стойкой и панелями торговых автоматов. Места для музыкантов вдоль стены пустовали, а у края сцены на высоком стуле восседал исполнитель. Что за инструмент был в его руках, точно определить с такого расстояния вряд ли кто-нибудь бы смог. Привычная семиструнная, такая же, как у бреганца Саввы Темника? Или с восемью струнами, на какой играют забраки, а вслед за ними и большинство человеческих видов Галактики? О шестиструнной испанской и бардовском «дредноуте» со спаренными струнами они, насколько мне было известно, не слыхали. Менестрель, как на средневековый лад почему-то называли здесь исполнителей авторской песни, пел что-то задушевное на не совсем понятной мне форме базик. Вдобавок, довольно сильно мешала, не идеальная, мягко говоря, акустика зала. Хоть бы явное эхо потрудились заглушить, а то название употребляют латинское, «место, где поют», а нормальных условий для музыки чаще всего не обеспечивают.
– Старинный язык придаёт особое очарование, не правда ли? – прошептал Агебас.
– Мне он не родной, я его с трудом понимаю, – ответил я.
– Пойдёмте вот туда, где наши, – старший механик указал в направлении автоматов, там я разглядел расставленные дополнительные стулья. Среди них имелись и несколько незанятых. Увидев нас, техники и свободные от дежурства пограничники пересели, освободив пару стульев возле прохода. Отсюда видно и слышно стало гораздо лучше. Бард был худощавым человеком с длинными, до плеч, волнистыми тёмными волосами. Именно волосы не давали разглядеть его лицо: сидел он вполоборота, да ещё и склонив голову к инструменту. Наверное, поэтому так глубоко и проникновенно звучал его голос. Одет он был совершенно не в духе виденных мной ранее эстрадных исполнителей, а, скорее, как обычный космонавт. Распахнутая тёмно-синяя куртка со множеством карманов, рубашка из толстотканого некрашеного полотна, серые свободные
Ответ пришёл буквально через несколько минут, когда певец, сделав очередную паузу, чтобы глотнуть из высокого стакана, вновь тронул струны и как-то особенно задумчиво запел:
Средь оплывших свечей и вечерних молитвСредь военных трофеев и мирных костровЖили книжные дети, не знавшие битв,Изнывая от мелких своих катастроф… 22
стихи Владимира Высоцкого
Не сразу понял я, что песня звучит… по-русски! А бард приподнял голову, я увидел его крупный нос с горбинкой, и подозрение превратилось в уверенность. Игорь Митрофанов, в нашей компании его обычно звали Гариком. Он всегда неплохо играл на гитаре и ещё лучше пел, только не любил делать этого на заказ. Вот, значит, куда подевались ребята! Сюда бы сейчас вкрадчивого следователя, который на каждом допросе, в очередной раз обсуждая события той поездки, как бы невзначай спрашивал, чем я, всё-таки, убивал своих друзей. Или куда подевал тела. Вот привезу эти «тела» домой и накатаю на него телегу, пусть собственная безопасность ему так же нервы помотает!
Прекрасно понимая, что моё появление тут же положит конец выступлению Гарика, я терпеливо дождался конца вечера и, лишь когда он принялся укладывать гитару в чехол, подошёл. Остановился, ожидая, пока звезда авторской песни обратит на меня внимание. Гарик не сразу, но почувствовал взгляд, посмотрел… и тоже не сразу поверил. Потом, оставив незастёгнутый чехол на столе, развернулся:
– Сашка?! Сашка, привет!!
– Здорово, Гарик! – я с чувством потряс его руку. – Ну, ты изменился!
– А ты, пожалуй, нет, – оценивающе оглядев меня, ухмыльнулся он.
– Остальные-то наши где?
– Наши? – он помрачнел. – Да кто где. Вовки Кулешова уже нет…
– Как – нет?
– Убили его. Тут столько всего произошло… – он махнул рукой. – Без поллитры не расскажешь. Ты тут работаешь, что ли?
– Нет, прилетел, причём, буквально на пару часов. Кое-какой груз забрать нужно.
– О как. На корабль устроился?
– Что-то вроде того. В одном акционерном обществе работаю, на должности «куда пошлют». Летать вот тоже приходится.
– Понятно.
– В какие края теперь направляешься?
– На Билбринги. Хочу на тамошних верфях повыступать. Договорился с одним моржом, утром улетает. Цену заломил дай боже, чисто таксист в Шереметьево на Новый год. У тебя время есть? Посидим?
– А тебе не всё ли равно, где концерты давать? – спросил я. – Или у тебя уже контракт на этой Билбринги?
– Не, какой контракт, я ж не звездун галактического масштаба.
– Тогда летим со мной, тут недалеко. Выступишь на другой базе. А пока долетим, ты мне всё расскажешь, я тебе всё расскажу.
– Годится!
Гарик получил у владельца кантины гонорар, и мы отправились в док.
– Так это ты в этом АО служишь? В «Индеселе»? – догадался Гарик. – Слышал я тут о них…
– Интересно, что же?
– Ну, что дисциплина железная. Плохо работаешь – последнюю получку в зубы, и проваливай на все четыре стороны. Вон, охрана как бдит, – он кивнул через плечо на пост, который мы только что миновали. – Ещё – что криминала очень не любят, будто бы даже с пиратством борются на общественных началах.