Золенька и ее друзья из 21 века. Новогодняя сказка
Шрифт:
Девочка с корзиной в руках упала в лужу. Секунда и обувь вразброс валялась на земле.
Однако она не расстроилась. Ей было смешно видеть почтенного человека в таком виде. Тот, радуясь, как мальчишка выписывал заправские кренделя, что было явно не по статусу.
Девочка, прыснув от смеха, тут же прикрыла рот ладошкой.
Лазар глядя в ее сторону, сделав брезгливую гримасу, кривляясь, констатировал:
– Фи! Замарашка!.. – стряхивая с пол сюртука невидимую пыль, сторонясь ее, исчез.
Девочка,
Выйдя из оцепенения, она стала собирать обувь. Ей было так весело, что, не сдержавшись, пританцовывая на ходу, поспешила повторить «па» Лазара. Выходило неуклюже. Та, не обращая на это внимания, напевая весёлую песенку, удалялась всё дальше и дальше.
* * *
Друзья из 21 века появились словно ниоткуда. Провожая взглядом удаляющуюся Золеньку, те, осторожно осмотрелись по сторонам. Спустя минуту они направились вглубь городка. Друзья брели по одной из улиц, не имея возможности определиться в каком же направлении идти.
Неожиданно для всех прогремел гром. Друзья поспешили укрыться под навесами соседних домов, рассредоточившись, кто куда.
На бегу из рук Матрёшки выпала книга сказка «ЗОЛЕНЬКА». Поднявшийся ветер неистово ее трепал, с громким шелестом перелистывая страницы.
Друзья из 21 века, найдя убежище, кое-как устроившись, дрожа от холода, прижавшись, друг к другу, заснули.
В окнах одного из приютившего дома горел свет. Видно там ещё не спали.
И это было так. Местный сапожник делал очередной заказ, и ему было не до сна.
В небольшой каморке при чадящей керосиновой лампе, мужчина, на вид 35–40 лет, сосредоточенно работая, чинил обувь, монотонно постукивая молоточком. Это был отец Золеньки.
Но кажется, его постукивания кому-то не понравились; раздался сильный стук по потолку, за ним последовал женский окрик:
– Не стучи! Спать мешаешь!
Женщина явно была раздражена, так как вновь проорала:
– Не жги керосин, не миллионер!..
С испугу тот стукнул молотком себя по пальцу, от боли прикрывая рот, тут же приглушил свет керосиновой лампы.
Этажом выше жила Аманда, женщина бальзаковского возраста, 32–35 лет, жена сапожника.
Та, нежась, ворочалась в постели, периодически искоса, с заботой, поглядывая на сопящих и храпящих дочерей, маясь душой. Сердце матери было начеку. Те спали вдвоём на одной постели.
И тут, она резко, казалось бы, без каких-либо причин, впала в истерику, стуча кулаками в подушку, с содроганием думая о своём, плача, прошептала:
– За что мне все это? Разве я мечтала о таком женском счастье?.. – шмыгая носом, размазывая по щекам слёзы, – об этом?
Поднимаясь на локтях, Аманда принюхалась, брезгливо передёрнула плечами.
Ей
– Вакса, макса, гуталин!
Подняв подушку, разорвала наперник; пребывая в состоянии неистовства, разбрасывая пух; глядя вдаль, с кривой усмешкой прошептала:
– Уйду! Надоело! Хочу быть королевой! Я задыхаюсь здесь.
Хватаясь за горло, закашляла, выдавливая:
– Аллергия!.. Я терпеть не могу моего противного муженька и его «гуталиновое дитя». Эту Зольку!.. – упав плашмя на постель, тупо глядя вверх, стала вспоминать.
* * *
Память перенесла в прошлое, туда, где жила ее бабка. Аманда воочию увидела ту, сидящую на бревне возле неказистой хижины. Бабка курила трубку, гоняя рукой кота. Тот, орал, как ненормальный, и путался в ногах.
И как раз в это время появилась она, Аманда, миловидная молодая женщина с чемоданом в руке. Рядом с ней две девочки, близнецы. Совсем крохи, около 4-х лет.
Бабка, недружелюбно встречая, зашлась сарказмом, крича:
– Явилась, не запылилась! Неужто вспомнила?! Что надо?
Она, стояла перед той, виновато потупив взгляд. Бабка, не обращая на неё внимания, бегло посмотрела на девочек. Трогая то одну, то другую за щёку, тяжело вздохнув, недовольно бросила:
– Худышки! Не в тебя! Ты была кровь с молоком!
Посмотрев исподлобья, испепеляя внучку суровым взглядом, с неподдельным интересом, не скрывая язвительной ухмылки, поинтересовалась:
– Отец-то, кто?
Аманда, не поднимая глаз, пробормотала:
– Американский матрос.
Бабка, раскуривая трубку, затягиваясь дымом, с сарказмом процедила:
– Поматросил и бросил.
Аманда, кивнув, уронила скупую слезу.
Бабка безразлично выдавила:
– Ну, а я, на кой ляд тебе сдалась?!
Аманда, вскинув глаза на бабку, осмелилась признаться:
– Скоро здесь будет танцевальный турнир!.. – глядя на бабку с надеждой, тихо пробормотала, – можно я у тебя поживу?
Бабка отрицательно покачала головой:
– Я слишком старая! Не до гостей!
Аманда, упав на колени, стала умолять:
– Бабуль, разреши остаться! Нам некуда идти! Устали с дороги.
Незаметно дёргая девочек за косы, пуская слезу, продолжала умолять.
Девочки, реагируя на боль, тут же заплакали, одна громче другой.
Бабка, выбитая из колеи, выбивая трубку, вскользь бросила:
– Ладно, посмотрим. Идите в дом! Утро вечера мудренее! Помогу чем смогу! Не чужая!
Та, тут же встав, искоса посмотрев на гостей, зло, сплюнув, качая головой, пробормотала:
– Незваный гость хуже татарина!..
Все молча вошли в дом.
Летели дни. Кажется, обитатели хижины как-то обвыклись. Бабка терпимо относилась к гостям. Всё шло чередой. Сегодня, как и вчера.