Золочёные горы
Шрифт:
Думаю о вас. Вот бы вы смогли увидеть это место своими глазами. Дом огромный и красивый. Я живу в общежитии с другими девушками: временной прислугой, нанятой на лето. Экономкой в доме служит миссис Наджент. Она очень строгая! Мне больше нравится работать с поварихой Истер Грейди, она учит меня печь пирожки. Позже напишу еще, а пока знайте, что у меня все в порядке. Моей работой хозяева довольны. Пожалуйста, напишите мне и расскажите, как дела дома.
Мама
Ma chere fille [64] ,
твой отец отработал много смен, трудится даже по воскресеньям. Мы готовимся к зиме.
Я выращиваю горох и возвела изгородь от зверей. Засолила 53 яйца, malgre [65] у нас осталось всего 4 курицы. Миссис Ротиссери унес хорек. Кусака растет очень быстро и болтает без умолку, un vrai bavard [66] . Две ночи назад по дороге к каменоломне бродил медведь. Я хотела, чтобы твой отец застрелил его, но на землях Паджеттов охотиться запрещено. Генри хочет установить силки на медведя. Я молюсь о тебе. Благослови тебя Господь. Пребывай dans l’amour du Christ [67] .
64
Дорогая дочь (фр.).
65
Хотя (фр.).
66
Такой болтун (фр.).
67
С любовью во Христе (фр.).
Под словами был забавный рисунок, нарисованный папой: девочка-мышонок в фартучке с перьевой метелкой для пыли в руках. Я рассмеялась, увидев его. Я скучала по родным, они были так далеко, на самой верхушке Мраморной горы. И волновалась: за Генри, ставившего силки, за Кусаку – вдруг он свалится со скалы, за маму – та падала с ног от усталости. И особенно за отца в каменоломне. В «Мунстоун сити рекорд» страницы пестрели всякими ужасами:
ИЗБЕЖАВШИЙ СМЕРТИ: Клиффорд Редклифф передвигал стрелу одного из новых 75-тонных кранов, стоя на железной балке на высоте 50 футов от земли. Лопнувший канат отскочил с огромной силой, сбил Редклиффа с балки и обвился вокруг его шеи. Он упал и ударился о землю, при этом оставался всего лишь фут свободного каната. Окажись тот чуть короче, он бы задохнулся. Рабочий провел без сознания несколько часов, но собирается выйти на работу во вторник.
ДВОЙНАЯ ОПАСНОСТЬ: Не прошло и двух недель, как Томми Гилберт, рабочий шлифовальной фабрики, нарезавший мраморную мозаику для полов, отсек себе часть пальца на левой руке камнерезной пилой. Вернувшись на работу во вторник, он имел несчастье потерять целиком указательный палец на правой руке из-за той же самой пилы. Молодой человек – талантливый питчер команды «Мунстоунские громилы». Печально, что теперь
Пока рабочие мраморных карьеров рисковали шеями и конечностями, выламывая камень, я сидела с графиней, записывая под ее диктовку и наблюдая, как она кормит Бизу ветчиной и обучает разным трюкам. Он кувыркался по ее команде.
– Держи его! – велела она как-то утром. – Почистим ему зубы.
Пес вырывался, и его темная шерсть прилипала к моей накрахмаленной приталенной белой блузке, пока я держала раскрытой его пасть, а Инга маленькой зубной щеточкой возила у него во рту, счищая грязь с собачьих клыков.
– Ш-ш, мой птенчик, – шептала она.
Расскажи кому – не поверят.
Я надписывала адреса на приглашениях, и мы сплетничали о гостях из светского общества Ричмонда, приглашенных на охотничий бал, самой важной из которых была миссис Рэндольф Шерри, президент Объединенных дочерей Конфедерации.
– Благодаря Корали Шерри эти дочери предоставляют компании контракт на сто тысяч долларов, – сказала Инга. – Это правда! Они хотят возвести монумент из мунстоунского мрамора на Национальной аллее в Вашингтоне.
В воображении мне рисовались денежные купюры, падающие с неба словно снег и собирающиеся в целый мраморный храм.
– Это статуя в честь солдат-конфедератов и рабов, сражавшихся на стороне Конфедерации, – пояснила Инга. – Но на самом деле я думаю, что Корали хочет завоевать мистера Паджетта и сделать своим любовником! – Ее глаза округлились, выдавая все ее секреты. Графиня прошептала: – Ведь она пыталась – только никому не рассказывайте – выйти замуж за мистера Паджетта до того, как я украдала его сердце.
– Не украдала, – хихикнула я. – Украла.
– Вот merde [68] . Украла.
Ругательство в устах Инги шокировало меня. Но мне нравились скандальные сплетни, которые она рассказывала, и ее доверительная манера, словно она разговаривает с сестрой. Она стала называть меня «Сладкая» или «Силли» – уменьшительное от Сильви. Услышав второе прозвище, я не удержалась от смеха.
– Что смешного? – спросила она.
– «Силли» по-английски «глупенькая».
68
Дерьмо (фр.).
– Я называю тебя глупой, потому что ты прямо как учительница. Скучно быть такой серьезной. Ты слишком красивая, Силли, чтобы тратить время только на книжки и газету.
Она сказала «красивая». Jolie. И слово это как заноза вонзилось в глубины моей души. Грех земного тщеславия был прямой дорогой к проклятию. Меня никогда не называли красивой, и теперь это слово имело сладкий вкус зефира.
– Я бы предпочла, чтобы прием состоялся прямо сейчас. До сентября так долго ждать. – Графиня переживала о письмах, отправленных светским дамам с Восточного побережья. – Думаете, они приедут? Путь совсем неблизкий. Но наш гран-бал станет зрелищем, какое они никогда прежде не видели. Мы обожаем танцевать и пить шампанское под звездным небом гор.
– Я бы с радостью на это посмотрела, – заметила я.
– О да! – Глаза ее засияли от новой мысли. – Я приглашаю тебя как гостя! Думаю, Сильви, ты захочешь познакомиться с королем. Ведь правда?
Она знала ответ: он был четко написан на моем лице.
– О-ля-ля! Мадемуазель Пеллетье хочет познакомиться с королем Бельгии! И познакомишься. – И графиня захлопала в ладоши, словно бабочка, бьющая крыльями. – Здесь в горах всегда не хватает юных и красивых женщин. Здесь только грубые мужланы. Ты будешь фантастична. Ты всех подметешь.