Золотая братина: В замкнутом круге
Шрифт:
– Мартин, – прошептал Забродин, – за ним! Скорее всего, направляется к себе. И все-таки… Потом сразу в нашу гостиницу. Ждем тебя там.
Сарканис неторопливо поднялся со стула, потянулся так, что хрустнули суставы, и отправился из зала ресторана за графом Оболиным.
А на эстраде томный молодой человек, с бледным нервным лицом, с длинными волосами, декламировал нараспев:
Было все очень просто,Было все очень мило,Королева просилаПеререзатьВокруг чтеца в медленном танце, как ночные бабочки, кружились танцовщицы – среди ресторанного хаоса, грязных столов, выкриков, клубов табачного дыма.
Да, умеют работать в заведении папаши Генриха! В этот утренний час зал ресторана «Черные паруса» встречал посетителей безукоризненной чистотой, ослепительно белыми скатертями на столах, крахмальными салфетками, которые тугими конусами возвышались у тарелок с изображением парусной шхуны в центре. Зал выглядел пустым. Лишь за тремя столами пристойно завтракали семьями: степенные главы домов, супруги, держащиеся с чинным достоинством, аккуратные дети, – тихие разговоры, еле-еле позванивают вилки и ножи.
За своим столиком сидел граф Алексей Григорьевич Оболин, бледный, с синяками под глазами, небритый. К еде не притрагивался, смотрел в окно… За вчерашним столиком группа Забродина была представлена в другом составе: сам Глеб, Кирилл Любин, а место Сарканиса занимал Белкин. И происходили с Белкиным метаморфозы: он сидел за столом развалившись, очевидно кого-то копируя, засунул салфетку за ворот рубашки, но ел с азартом, даже алчно.
– Вася, Вася, – прошептал Забродин, – спокойно, не привлекай внимания.
– Никогда такой жратвы не пробовал, – с полным ртом откликнулся Белкин. – Ну буржуи, ну гады… Живут! Ничего, мы до них доберемся!.. Ишь, зажрались! Кирилл, а вот эта хреновина как называется?
– Паштет из кальмаров, – Любин с явным удивлением смотрел на молодого чекиста. – Ложкой, Вася, паштет не едят. Намажь ножом на хлеб…
– Ничего, и ложкой проходит… – Белкин хищно озирал стол. – Ребята, а вечером здесь баб полно, да? Глеб, возьми меня вечером, я… Нет, какую жизнь себе устроили, паразиты!..
– Василий, прекрати сейчас же! – тихо, но зло потребовал Забродин. – Что с тобой?
– А что со мной? – как бы очнувшись, повторил Василий, похоже изумившись. – Я и сам не знаю…
– Опять попросил газеты, – тихо произнес Любин.
Вдруг
– Ему плохо… – Кирилл уже порывался встать из-за стола. – Надо помочь.
– Сиди! – приказал Забродин. – Сам отойдет. – Он жестом подозвал официанта, проходившего мимо: – Сегодняшние газеты, пожалуйста!
– Момент! – Официант направился к буфетной стойке. Через полминуты в руках Забродина была стопка свежих газет.
Он разделил ее на две половины, одну оставил себе, другую протянул Кириллу. Оба стали просматривать газеты. Василий Белкин, воспользовавшись ситуацией, вернулся к еде, с большим удовольствием поглощая рыбный салат с морской капустой.
– Вот! – тихо воскликнул Кирилл. – В «Дойче беобахтер»!
– Переведи, чтоб и Василий знал… – Забродин ткнул Белкина в бок: – Перестань жрать!
Любин перевел газетную заметку:
– «Сделка века. По сведениям немецкого Национального банка, в ближайшие дни крупнейший ювелирный магазин на Унтер-ден-Линден «Арон Нейгольберг и компания» приобретет редчайший сервиз на семьдесят персон из трехсот пятидесяти одного предмета «Золотая братина» у русского графа Оболина, бежавшего из красной России. Самый богатый ювелир Берлина привел в движение весь свой капитал, не занятый в долгосрочных вкладах, чтобы собрать необходимую сумму, так как граф Оболин торопит сделку».
– Смотрите, смотрите! – прошептал Белкин.
Алексей Григорьевич медленно поднялся, вынул из кармана пиджака бумажник, достал из него несколько денежных купюр, бросил их на стол и медленно, ни на кого не глядя, побрел к выходу из ресторана.
– Василий, за ним, – приказал Забродин.
Белкин с тоской оглядел стол, на котором далеко не все было съедено, поднялся, выдернул салфетку из-за ворота, вытер губы, повлажневшее лицо и непринужденно, с нахальной развалочкой последовал за графом Оболиным.
Некоторое время Глеб и Кирилл смотрели друг на друга. В глазах Забродина скакали азартные бесенята.
– Что и требовалось доказать, – нарушил молчание Любин. – Дворецкий.
– Может быть, может быть…
– Одно непонятно: зачем Толмачеву понадобилось в Чека посылать два письма?
– Ну, тут, пожалуй, все просто, – после некоторого раздумья ответил Забродин. – Если, конечно, это твой Никита Никитович. Толмачеву надо было убрать графа. Сам он этого сделать по каким-то причинам не мог и решил действовать нашими руками. Первое письмо – приманка. Мы должны были клюнуть. И клюнули. Ему это подтвердили…
– Дарья! – вырвалось у Кирилла.
– Скорее всего, – стараясь быть спокойным, согласился Забродин. – И тогда – второе письмо. Что ж, расчет точный.
– По мне, так примитивный.
– Я склонен сказать по-другому: автор письма… – Глеб помедлил, – так вот, автор письма посчитал нас примитивными.
– Что будем делать? – спросил Любин.
– Ближайшая и немедленная задача – предотвратить сделку.
– Как? – Кирилл выжидательно смотрел на друга.
– Будем думать. На квартире купца Машкова граф видел в лицо только Белкина… А запомнить… В том состоянии, в каком он находился, вряд ли. Ну а нас с тобой впотьмах не мог разглядеть. Да тебя и узнать было невозможно. Теперь здесь, в ресторане… Все внимание Оболина было сосредоточено на двери. Он ждал… Допустим, Толмачева. И больше никто его не интересовал. Верно?