Золотая "Цапля"
Шрифт:
— Ну, типа, да.
— Тогда поднимитесь вверх по Главной до Шестой, сверните в сторону моря, и примерно через сто метров будет аптека. Её держит старичок-француз, он настоящий кудесник по части косметики и делает чудесную мазь. Месяц помажетесь и себя не узнаете. Вот честное слово, сама видела — у пятидесятилетней тётки кожа стала, как у тридцатилетней, ну не старше! Зайдите, не пожалеете.
Попрощавшись с Катей, мы двинули по указанному адресу. Благодаря квадратно-гнездовой планировке мы без особого труда нашли аптеку.
Под
— Guten tag, — раздался скрипучий старческий голос, и я наконец-то стала различать сгорбленного сухощавого старика с выдающимся галльским носом и весьма недоброжелательным взглядом.
— Здравствуйте, — ответила я.
— Здрасьте, — пискнула Лялька.
Взгляд старика стал слегка озадаченным.
— Здравствуйте, — на этот раз он поздоровался на весьма неплохом русском. — Мадмуазель, вы русские?
— Ага, — Лялька энергично кивнула головой.
Дедушка явно смутился.
— Мадмуазель, простите, я принял вас за наци из Германии, их группа перешла из-за ленточки пару дней назад.
— Но почему? — мне стало неожиданно обидно.
— Ваш камуфляж. Такой в годы Второй мировой носили эсэсовцы. Я это хорошо помню, и поверьте мне, эти воспоминания — далеко не самое лучшее, что было в моей жизни.
— Понимаю, — неожиданно сказала Лялька. — В семье моей бабушки по отцу перед войной было четырнадцать человек. Когда наши вышибли немцев, в живых осталась она одна.
Мы некоторое время помолчали, а потом старик вспомнил о своих прямых обязанностях, внимательно рассмотрел и даже потрогал наши лица, поругал нас за грошовую экономию на косметике и под конец предложил нам по банке мази за тридцать экю.
Мы переглянулись… и, конечно же, купили.
Пожелав дедушке всего хорошего, мы отправились (спасибо Катиным подсказкам) поглазеть на здешние магазины. Понятно, что всю дорогу приходилось себя одёргивать, напоминая, что минимум пятьсот экю потребуются на дорогу, да и на месте нужно будет на что-то жить, пока удастся что-то заработать. Но тем не менее…
Мы со вкусом перемерили кучу всего, и в конце концов я купила себе очень лёгкую свободную рубашку длиной до середины бёдер из яркой цветастой ткани и шорты «в облипку» почти до колен. Лялька ограничилась блузкой с глубоким вырезом, выгодно демонстрировавшим её четвёртый размер.
Дальнейшие гуляния пресекло солнышко. Все-таки переход от московского апреля к доброкачественным тропикам был очень резким, и жара нас с непривычки утомила.
Вернувшись в гостиницу, мы первым делом приняли душ, потом ещё раз перемерили обновки, одновременно строя наполеоновские планы на будущее, но с жарой спорить трудно, и я, придя в свой номер, завалилась нагишом в кровать и неожиданно быстро задремала.
Когда я проснулась, на часах было двадцать тридцать три. Чертыхнувшись, я сначала решила, что проспала, и пляж нам теперь
Я нацепила обновы, повесила на пояс дубинку, разбудила Ляльку, опять выслушав в свой адрес много интересного, и мы отправились на пляж.
Разыскав его, мы купили в ближайшем магазинчике самые дешёвенькие бикини, и на выходе нос к носу столкнулись с Рихардом. Тот явно нам обрадовался, и на пляже мы устроились одной компанией, выбрав место под здоровенным навесом.
Пляж доставил мне огромное удовольствие, всё-таки в старом мире я была на море только раз в жизни, когда ещё были живы родители. И сейчас я с огромным удовольствием бултыхалась в почти горячей воде, а потом валялась на чистом и тёплом песке.
Вскоре я заметила, что Рихард принялся откровенно окучивать Ляльку, и, дождавшись, когда тот отойдёт в сторону, поинтересовалась намерениями подружки.
— А что, я не могу потрахаться в своё удовольствие?
— Конечно, можешь, тем более что он кадрит, а не снимает. Но, Ляль, во избежание излишних разочарований прими на всякий случай таблетку супергубозакатина.
Лялька фыркнула и побежала в воду…
Пляжный кайф продолжался до тех пор, пока не начало темнеть. Мы окунулись в последний раз, обсохли стоя и, переодевшись, отправились в город. Там Рихард завёл нас в небольшое симпатичное кафе и угостил роскошными пирожными. Когда мы доедали третий кондитерский шедевр, Лялька показала мне взглядом, что желательно оставить их с Рихардом наедине.
Я изобразила забывчивость и, невнятно пробормотав, что мне куда-то срочно надо, телепортировалась «в дальнейшее пространство».
Уже стемнело, стало прохладнее, и я потихонечку двигалась в направлении нашей гостинки. Машин на улице было достаточно для того, чтобы не обращать на них внимания, и здоровый чёрный джип, свернувший в проезд метрах в ста от меня, я проигнорировала. А зря.
Когда я поравнялась с проездом, оттуда вырулили давешние братки с Базы, а в глубине мелькнул силуэт Сучки.
— О-о-о, какая встгеча! — голос «братка», которому Алехандро сломал в поезде нос, был гнусавым и то ли пьяным, то ли обдолбанным. — А долки надо отдабать. И за мой мос — тобе.
Он двинул на меня, пытаясь схватить. Я сделала шаг назад, проклиная себя за то, что надела на пляж туфли, а не кроссовки. А они, заразы, с ремешками, и их быстро не скинешь. Схватившись за чехол, я отстегнула крышку, едва успев поймать дубинку, а дальше вместо того, чтобы, как учила Катя, незаметно раскрыть и навернуть сбоку по ноге (бить по голове у меня духу не хватало), я выставила её перед собой и нажала на кнопку. Дубинка с треском разложилась, и шарик угодил «носатому» точно в торчащий из обширного фингала распухший шнобель. «Носатый» схватился за пострадавший орган, из которого ударила струя крови, и заорал: