Золотая чаша
Шрифт:
И, однако, необходимо было найти какой-то выход. Проявляя при этом, разумеется, необычайную осторожность. Чтобы причинить, Боже, пожалуйста, минимум боли тем, кого это могло коснуться.
Когда он открыл парадную дверь, Мими ожидала его в холле. На ее лице была, казалось, написана вся мировая скорбь.
– Дорогой, дорогой, даже не знаю, как сказать тебе об этом. Фредди умер.
ГЛАВА 11
Вот уже несколько месяцев с того самого дня, как погиб Фредди, Пол после работы периодически навещал Хенни. Идя по знакомому с детства кварталу после того, как сходил с трамвая, он каждый
На темной лестнице Пола, как всегда, атаковали со всех сторон запахи международной кухни; здесь явно присутствовал запах итальянского соуса, но также и тошнотворный, сладковатый аромат каких-то специй, определенно индийских.
Хенни открыла дверь. Он поцеловал ее в щеку.
– Как ты, Хенни?
– Не знаю. Продолжаю жить.
Они расположились в тускло освещенной гостиной. У него было чувство, хотя он и не мог его проверить, что в доме давно не убирались. Жалюзи на двойных окнах висели неровно: одно из них было приподнято довольно высоко, пропуская слабый свет, но другое было опущено почти наполовину. Плющ, когда-то ярко-зеленый, сейчас явно умирал.
– О чем ты думаешь? – спросил он мягко, так как Хенни, ничего не говоря, сидела, уставившись в окно на серую стену напротив.
Она слабо улыбнулась.
– Ты действительно хотел бы знать?
– Конечно.
– Я думала о похоронах Фредди. О кладбище и о всех тех, кто был там в тот день. Мне казалось, что тогда я вообще никого и ничего не видела. И, однако, я, похоже, бессознательно все отмечала, потому что я вспоминаю это сейчас. Твоя жена держала тебя за руку, и у меня мелькнула мысль: она думает о том, что и ты мог бы вернуться с фронта в таком состоянии.
Пол поднял обе руки.
– Игра в кости – вот что такое, в сущности, война. Ты стоял здесь, а он там, и он погиб, а ты нет, и наоборот. Случайность, игра. Самая ужасная игра из всех.
– Все так, и это, конечно, ужасно, но здесь ты, по крайней мере, можешь целиком отдаться своему горю, не задавая себе поминутно мучительных вопросов. Но когда я думаю о смерти Фредди, я могу только кричать: – почему? Неужели все это стоило его жизни, Лия? Стоило того, чтобы он решил с ней расстаться?
– Кто может знать это?
Он ума не мог приложить, как ее утешить. Всегда ли жизнь стоит того, чтобы за нее цепляться? Как мог он думать иначе, когда для него, несмотря на все то, что лежало у него на сердце тяжким грузом, будущее рисовалось прекрасным, потому что… потому что он надеялся сделать его таким?.. Нет, это навсегда останется тайной для любого, кто не был на месте Фредди. Можно лишь гадать об этом. Не каждый же, кто страдал так, как Фредди, кончал жизнь самоубийством. Может, в те несколько ужасных секунд, когда он катился вниз по лестнице, Фредди даже пожалел о том, что сделал. Кто мог это знать? Он знал только, что эта бедная женщина, которая сидела сейчас рядом с ним, нуждалась в утешении, и он не мог ей его дать.
– Ты слишком много времени проводишь
..Его глупая привычка флиртовать? Да, она может вызвать у женщин раздражение, даже, вероятно, ярость, но вряд ли это достаточная причина для того, чтобы расстаться после стольких лет, прожитых вместе; это был просто недостаток. И Пол невольно задал себе вопрос, а какой у него самый серьезный недостаток; абсолютное, доходящее до безрассудства, преклонение перед прекрасным или его склонность пытаться всегда как-то оправдать поступки других людей и свои собственные?..
Хэнни ничего не ответила на его слова, и он повторил:
– Не могу представить себе, чтобы Дэн сделал что-то непростительное.
В первый раз в жизни он увидел на лице Хенни холодное, замкнутое выражение.
– Прости меня, – сказал он.
– И ты тоже, – она бросила на него виноватый взгляд. – Ты так всегда беспокоишься обо мне… Но как ты сам?
Совершенно неожиданно для себя он произнес:
– Я видел Анну.
– Анну? Как это? Что случилось?
– Ничего… У нее ребенок.
Ему хотелось, чтобы Хенни спросила еще что-нибудь. Хотя он сам толком не знал, что бы ей ответил, во всяком случае, он не сказал бы ей всей правды, так как он еще был не готов к каким бы то ни было признаниям. Возможно, ему просто хотелось еще раз услышать и сказать самому имя Анны.
Но Хенни ничего не спросила, погруженная в свои мысли.
– Мне очень хочется повидать Хэнка, – сказала она. – Я не видела его с… с того самого дня, когда это случилось. Но я не пойду в тот дом. Я презираю ее, я не могу на нее смотреть. Это единственное, что нас роднит с Дэном, – закончила она с вызовом и каким-то горьким удовлетворением, что так ей не шло.
Эта непривычная холодность в его любимой Хенни настолько ошеломила и рассердила Пола, что, не выдержав, он довольно резко сказал:
– Возможно, тебя это и удивит, но там произошли большие перемены. Он навещает их чуть ли не каждый день.
– Я не верю! Уж не хочешь ли ты сказать, что он простил ее?
– Насчет этого мне ничего неизвестно. Мы с ним об этом не разговаривали.
…Простил ее, подумал он. Так сделали все, вся семья, если, конечно, считать прощением то, что они никогда не упоминали «другого мужчину». И он также подумал, что они – имея в виду своих родителей, бабушку и жену – могли бы повести себя совсем иначе, не откажись Лия от денег. О, эти деньги! Добровольно расстаться с деньгами, которые по закону принадлежат тебе, – да, это действительно впечатляет! Это заставляет закрыть глаза на многие другие проступки, если только можно назвать любовную связь проступком.
– Лия отказалась от всех своих прав вдовы, от денег, – сказал он Хенни. – Все было переведено на имя Хэнка, которому сейчас принадлежит и дом.
– Я этому не верю, – повторила упрямо Хенни. – Лия так любит деньги.
Когда-то, вспомнилось ему, она хвалила ее за трудолюбие и стремление чего-то добиться в жизни. Да, правду говорят, мы видим только то, что желаем видеть…
– Но это правда, – возразил он. – Хэнк сейчас богатый ребенок и будет богатым человеком, когда вырастет.
– Какой в этом смысл… богатый! Это его погубит.