Золотая чаша
Шрифт:
Ей пришло в голову, что это, наверное, камера, которую называют «камерой задержания». Если за вас не внесут залог, вы остаетесь в этой камере на ночь. Осмотр камеры занял у нее несколько секунд.
Следующие несколько секунд она рассматривала женщин, сидевших на скамейках: молоденькая и довольно симпатичная проститутка в грязном платье с кружевными оборками; старуха со спутанными седыми волосами, типичная представительница племени бездомных, которые спят в подворотнях; женщина неопределенного возраста, бедно, но опрятно одетая, которая все время дрожала.
Девушку заинтересовали синяки Хенни.
– Смотри-ка!
– Мы пикетировали швейную фабрику.
– Ну, тогда тебе нечего переживать. Скоро будешь на свободе. Через пару часов.
– Как это?
– Да так. Богатые бездельницы вытащат тебя отсюда. Они всегда вытаскивают таких как ты, – и, видя недоуменный взгляд Хенни, пояснила: – Ну, бездельницы из высшего общества. Энн Морган, миссис Бельмонт. Ты что, газет не читаешь?
Теперь до Хенни дошло. Девушка была права. Женщины, чьи имена постоянно появлялись в разделах светских новостей, в отчетах о банкетах и балах, участвовали в демонстрациях суфражисток и подписывали мирные воззвания; частенько эти светские дамы приходили на помощь представительницам другой половины, тем, чьими руками были созданы многие их туалеты. Хенни неоднократно напоминала об этом Дэну.
– Да, но уже поздно, – заметила Ольга. – Если они и придут, то не раньше утра.
Посмотрев на койки, Хенни вздрогнула.
– Я попросила сержанта передать Дэну, чтобы он и за тебя внес залог.
Она попыталась вспомнить, что ей было известно о залоге. Четыреста долларов. Видит Бог, у Дэна не было под рукой таких денег. Конечно, на счету в банке у них лежала большая сумма, но банки уже закрыты и откроются только утром. Она снова посмотрела на койки и снова вздрогнула.
Ольга села на скамейку рядом с женщиной средних лет, единственной из всех, выглядевшей более или менее чисто. Хенни поискала глазами свободное место, хотя предпочла бы стоять, не прикасаясь ни к чему в этой камере: она до смерти боялась подцепить какую-нибудь заразу. Однако стоять одной в середине камеры в течение неизвестно скольких часов было бы нелепо. Она села с другой стороны от маленькой опрятной женщины. Та с любопытством уставилась на ее лицо.
– Здорово вас отделали. Сильно болит?
– Побаливает, – призналась Хенни. В лице пульсировала боль, усиливавшаяся с каждой минутой.
– Вид у вас ужасный. Будет синяк, а то и два.
– Жаль, у меня нет зеркала.
– Я и так вам скажу. У вас кровоподтек на носу, а левая щека – сине-зеленая и распухла, будто у вас свинка.
– Может, к ней приложить лед? – с сомнением спросила Хенни.
Женщина засмеялась.
– Да где же вы его достанете? У них что ли? Здесь не больница. Скажите еще спасибо, что они вам не добавили.
Сидевшая напротив девушка открыла сумочку.
– Вот зеркало, если охота посмотреть на свою рожу.
– Пожалуй, не надо. Все равно я ничего не могу сделать. Но спасибо за предложение.
Девушка пожала плечами. Держа зеркало так, чтобы на него падал свет от лампы под потолком, она принялась рассматривать собственное сильно накрашенное лицо. Ей не больше семнадцати, подумала Хенни. Хорошенькое личико, ямочки на щеках.
Ольга, сидевшая, опустив голову на руки, выпрямилась и прислонилась к стене. Под глазами у нее были темные круги.
– С тобой все в порядке? – прошептала
– Лия, моя маленькая Лия.
– Она тоже забастовщица? – осведомилась соседка. Хенни ответила за Ольгу.
– Да. Она нездорова.
– Я вижу. Меня взяли за кражу. Пара перчаток. На сей раз они меня замели, но это всего второй раз.
В соседней камере запели. Сначала голоса звучали еле слышно, но постепенно становились все громче и скоро зазвучали в полную силу. Женщины пели о свободе, о борьбе с хозяевами, о войнах, любви, мире. Какая энергия, мужество, несгибаемый дух. Сама Хенни не испытывала сейчас ничего подобного, чувствуя себя вконец измотанной. Боль все усиливалась. Она с облегчением вздохнула, когда подошел дежурный полицейский и потребовал прекратить пение.
Шли минуты. Прошло, наверное, часа два. Ее часы сломались в драке и она могла только гадать, сколько на самом деле было времени. Где же Дэн? А вдруг им не удастся связаться с ним. Без телефона будут ли они так уж стараться? Он, должно быть, с ума сходит от беспокойства. Придет ли ему в голову искать ее здесь? Нет, конечно.
Шли минуты. Пожалуй, это к лучшему, что ее часы сломались. Было бы невыносимо смотреть на медленно ползущие стрелки. Появился полицейский и отпер решетку. Все с надеждой подняли головы, за исключением бездомной старухи, которая спала, закутавшись в свои лохмотья. Но полицейский всего-навсего принес ужин.
– Решил, что вам захочется подкрепиться. Тут для вас хороший кусок хлеба и глоток холодной воды.
Он поставил тарелки на край скамейки, и хлеб, как представилось Хенни, тут же впитал в себя вонь, исходившую от ведер для испражнения. Она сглотнула, подавляя подступившую к горлу тошноту.
– Не нравится, миссис? Бьюсь об заклад, вы бы предпочли кусок индейки.
Хенни, решив не обращать внимания на сарказм, собиралась было спросить, нет ли каких сообщений от ее мужа, но тут девушка, испуганно вскрикнув, залезла с ногами на скамейку, подобрав свои грязные кружевные оборки.
– Крыса! О Господи, крыса! – Зубы у нее стучали. – Она побежала вон туда. – Она показала на одно из ведер.
Полицейский отодвинул ведро ногой, отчего часть его содержимого выплеснулась на пол. За ведром на стыке стены с полом и в самом деле виднелась дыра. Он поднял руки.
– Бедняга! Вылезла наружу из своей норы. Лучше поскорее ешьте ваш вкусный ужин, а то она вернется и съест его за вас.
Хенни съежилась на скамейке и тоже подобрала юбки повыше. О Господи, где же Дэн? Ну что, что могло его задержать!
Она ждала. Хенни в камере. Она не должна паниковать, даже если ей придется провести здесь ночь. Не должна и не будет. Прошло довольно много времени прежде чем она осознала, что зубы у нее стиснуты, а руки в карманах сжаты в кулаки.
Наверняка было уже очень поздно. Старуха, проснувшись, проковыляла к ведру. Ольга почти не двигалась, лишь изредка слегка меняла положение тела и вздыхала. Две другие женщины молчали. Наверняка было уже очень поздно…
А затем она услышала голос Дэна. Он раздавался где-то в конце коридора, и при звуках родного голоса впервые за все это время на глаза ей навернулись слезы. Она поспешно вытерла их, так что когда появился Дэн, ее глаза были уже сухими. Она крепко обняла его.