Золотая чаша

Плейн Белва

Девочка тоже изучала Хенни.

– Вы приехали в автомобиле, – сказала она.

– Да, это машина моего племянника, – ответила Хенни, испытывая стыд, для которого, как она сама понимала, в данных обстоятельствах не было ни малейших причин: во-первых, машина принадлежала не ей, во-вторых, почему бы Полу не иметь автомобиль. Он ведь не украл его, никого не ограбил и не убил.

Эти мысли промелькнули у нее в считанные секунды. Подобные мысли и чувство стыда будут и впредь возникать у нее всякий раз, когда ей случится

наблюдать соприкосновение бедности с богатством.

Девочка подошла к окну и выглянула на улицу.

– Смотрите-ка, – удивился мужчина, работавший у окна, – ей понравился автомобиль. Может, и тебе хотелось бы иметь такой, а, малышка?

Ольга пожала плечами.

– Господи, мне бы заработать на пропитание, и я с радостью буду ходить пешком.

Хенни положила руку на поникшее плечо подруги.

– Береги себя, – глупый невыполнимый совет, – если я могу что-то для тебя сделать…

Ольга покачала головой.

– Для меня ничего. Только для Лии, – в голосе ее слышались слезы.

– Хорошо. Я обещаю.

Да, было что-то особенное в Лие Зареткиной восьми лет от роду. Таких, как она, называют солнечными людьми, подумала Хенни. Они обладают неким не поддающимся описанию излучением, от них словно исходит сияние. Дэн такой и Пол тоже.

Ее сердце потянулось к ребенку.

Хенни задремала и проснулась от пульсирующей боли в носу и в челюсти, которые оказались прижатыми к подушке.

Дэн сидел на стуле рядом с кроватью и смотрел на Хенни.

До этого он позвонил врачу по телефону из аптеки, купил лекарства, принес на подносе ужин, менял грелки со льдом, а главное, согрел ей душу своей гордостью.

– Я думала, ты рассердишься, – сказала она сейчас.

– Рассержусь? Да, на этих подонков и полицию, которая немногим их лучше. Слава Богу, ты еще относительно легко отделалась. – В глазах его светилось восхищение. – Вот увидишь, ты не напрасно прошла через все это. Конечно, сразу все не решится. Думаю, хозяева пойдут на мелкие уступки, чтобы возобновилась работа на фабрике, потом будут новые забастовки. Но в конце концов будет принят закон, регулирующий условия труда и найма. В том, что это случится, будет и твой вклад. Ты мужественная женщина.

Опять пошел снег, который вскоре превратился в град, с силой забарабанивший по стеклам. Дэн укутал ее одеялами, и она погрузилась в полудрему.

Он считает меня мужественной. Но это не так. Я была напутана до смерти. Сейчас, когда я об этом вспоминаю, мне даже страшнее, чем было тогда, когда все это происходило.

Почему я это делаю? Потому, что хочу помочь и знаю, что поступаю правильно. Но есть и другая причина… Думаю… нет, я знаю, что мне хочется сделать что-то значительное ради того, чтобы Дэн похвалил меня. Он любит меня… но мне еще хочется заслужить его похвалу.

Она вдруг соскочила с кровати в холодный воздух комнаты и подошла к зеркалу.

– Господи,

Хенни, что ты делаешь?

– Хочу посмотреть, как я выгляжу. Желтоватый свет лампы сбоку падал на ее лицо. Не обращая внимания на распухшую щеку, она изучала свое лицо с другой стороны. Привлекательность моему лицу придает его выражение, подумала она. Сами по себе черты лица слишком резкие, неправильные, брови слишком густые. Лучше всего я выгляжу, когда улыбаюсь. Надо бы делать это почаще.

– Через пару дней все заживет, – сказал Дэн. – Ну, если быть честным, через пару недель. Сильно болит?

– Да нет, не очень.

– Ложись скорей назад, пока совсем не замерзла. Не понимаю, почему ты никак не заснешь. Лекарство должно было бы давно подействовать.

– Не могу выбросить из головы эту девочку. Если бы ты видел, Дэн, это маленькое живое личико в убогой комнате, грязной, серой…

– Я знаю, я понимаю. Но ты же не в силах чем-то помочь им, поэтому постарайся лучше не думать о ней.

– Видишь ли, я по сути дела обещала Ольге, что позабочусь о Лие.

– Что? Каким образом ты сможешь это сделать? Тебе не следовало давать такого обещания.

– Эти люди не оставят девочку у себя после смерти Ольги. Да у них и нет такой возможности. Сейчас, наверное, они кормят их задаром, но, видимо, рассчитывают на какую-то компенсацию, когда забастовка кончится.

– Я думаю, ты вот что можешь сделать. Наведывайся к ним почаще, а когда случится самое страшное, когда мать умрет, устроишь девочку в сиротский приют.

Эти ужасные заведения. Мрачные здания из темно-красного кирпича, грязные маленькие окна. Дети, шагающие колонной по двое, как в армии. Конечно, тамошние работники по-своему добры к этим детям, но…

Она вспомнила выражение безнадежности на лице Ольги, ее трясущиеся руки, придерживающие воротник у горла, ее отчаянный вскрик: «Что станет с моим ребенком?»

Можно ли допустить, чтобы была загублена жизнь чудесной маленькой девочки.

– Хенни, таких тысячи.

– Да, но их-то я не знаю.

– Хенни, что это за мысли приходят тебе в голову?

– А если бы умерла я, и Фредди остался бы абсолютно один в этом мире, где царит закон джунглей?

– Фредди, что он подумает?

– У него доброе сердце, да она ему и мешать не будет.

– Признайся, все эти мысли оттого, что у тебя только один ребенок.

– Если бы у меня была дочка, Лия, я бы отдала ее в школу, накупила бы ей разных платьиц – желтых, красных, белых. Баловала бы ее, как никто никогда не баловал меня самое.

Теплая рука Дэна гладила ей лоб.

– Закрой глаза. Попробуй уснуть. Пусть сон унесет тебя туда, где нет забот.

Но она широко раскрыла глаза.

– Мы могли бы удочерить ее. Я не имею в виду официально, просто взять ее к себе.

– К нам? В нашу семью?