Золотая дева
Шрифт:
После скрежета и пыхтения второй голос произнёс:
— Убрал, что смог, но места мало: на всё не хватит.
— Ерунда, главное, чтобы «девочка» влезла, — ответил первый голос. — Мелочёвку и стёкла запихнём в «дядю».
В этот момент раздался оглушительный колокольный звон. Такой громкий, что Антон машинально убрал наушник от уха. Когда он снова вернул его на место, первый голос произнёс возмущённо:
— Какого чёрта! Они что так и будут трезвонить?
— Только раз в три часа, — заверил первый голос. — Там до шестерёнки невозможно добраться.
Дальше стал слышен лишь невнятный лепет. Должно быть, говорящие удалились от
— О чём базарят? — спросил он, подойдя ближе.
Антон слово в слово пересказал услышанный диалог.
— Про «дядю» я тоже слышал, — с серьёзным видом сообщил лейтенант. — Его куда-то перенести надо было. Я ещё подумал, что это чей-то родственник парализованный.
— Сам ты, лейтенант, парализованный, — в сердцах бросил Антон. — Вместо того, чтобы слушать в три уха, повёлся на баб.
— Это, Антон Васильевич, самые что ни на есть форс-мажорные обстоятельства, — виновато заметил лейтенант. — То есть, обстоятельства непреодолимой силы.
Только теперь Антон заметил на шее лейтенанта свежую размашистую царапину.
— Это они тебя? — спросил он немного смягчаясь.
— Вы ещё со спины не видели. У них ногти, кэп, как у птеродактилей. Можно сказать, изранен при исполнении.
— Вот что, жертва насилия, пожрать у вас тут ничего не осталось? — спросил Антон, ощущая могучий голод. — Сейчас бы кофе с каким-нибудь бутербродом.
— Пусто, — уныло сообщил Болтухин. — Эти лахудры под самогонку всё смели подчистую.
Антон снова посмотрел на часы. Половина седьмого.
— Мне пора, — сказал он, вставая. — В восемь планёрка в отделе. Как только раскидаю дела, привезу тебе что-нибудь похавать. Но раньше обеда даже не жди.
— А мне что, манной питаться? — возмутился Болтухин.
— Ничего, компенсируешь плотские излишества желудочным воздержанием, — сказал Антон, устремляясь к двери. — И постарайся выяснить, не та ли это «девочка», что упоминалась в письме Кастора и кто такой этот самый «дядя». Да, и вот ещё что. Скоро явится сменщик этого охламона, — Антон кивнул на спящего за столом охранника. — Передай ему тело коллеги и вели помалкивать о нашем присутствии.
Сказав это, Антон вышел из сторожки в яркий и свежий мир летнего утра. Тёплый ветер принёс запахи умытых росою трав, со стороны пруда послышался надрывный лягуший хор, возвещающий приход нового прекрасного дня…
4
Сменил так и не проснувшегося охранника Алексея бывший зэк Круглов. Юрий Матвеевич неожиданно тепло встретил случившегося в сторожке лейтенанта и от души накормил его тушённой с мясом капустой и пирогами. Ехать и спасать Болтухина от голодной смерти не пришлось, чему Антон был бесконечно рад. Три «глухаря», повешенные на него начальством, цепко держали капитана и выпустили из своих лап лишь к концу рабочего дня.
Последующая ночь прошла без вынужденных попоек и грехопадения. Лейтенант дважды выходил на связь и дважды сообщал, что слышал обрывки разговоров о «девочке» и о «дяде». Однако, ясно понять, о ком или о чём идёт речь, так и не удалось.
Поставить точку в затянувшемся расследовании Антон решил прямо с утра. Тем более, что это была суббота, а значит должен был прибыть контейнер из министерства. К тому же, в субботу не нужно отпрашиваться у начальства и можно на весь день исчезнуть из города. Смущало лишь то, что
В сторожке Антон появился в девять. Он был в боевом расположении духа и привёз с собой большой пакет гамбургеров для истомлённого ночными бдениями Болтухина. Лейтенант был в сторожке один. Сменщик Юрия Матвеевича отправился обходить вверенные ему владения.
Лейтенант скинул с себя наушники и спросил с напряжением в голосе:
— Сегодня?
Антон кивнул и поставил на стол принесённый пакет.
— Ничего нового не услышал? — спросил Антон, доставая упакованный в картонную коробку гамбургер.
— По нулям, — вздохнул лейтенант. — Да днём ничего интересного и не услышишь.
Он потянулся, по-кошачьи вытянув затёкшую спину.
— Хорошо, что сегодня фраеров вяжем, — сказал он, зевая. — Ещё одна бессонная ночь — и я бы превратился в лунатика. Кэп, ботаника, чур, я брать буду. С самого Питера руки чешутся.
Антон бегло взглянул на мониторы и задержал взгляд на экране, где видно было фойе особняка. Весь пол фойе был уставлен многочисленными ящиками и коробками. Антон вздохнул, глядя на это громадьё. Где-то среди двух тысяч экспонатов должны были находиться припрятанные преступниками драгоценности. Именно преступниками. То, что Костя действовал не один, стало ясно из подслушанных ночных разговоров. Только кто этот второй? «Ладно, выявим драгоценности, выявится и вся шайка, — успокоил Антон сам себя. — Где вот только они, эти чёртовы драгоценности?» Искать наобум не было никакого смысла. Не задерживать же для этого всю экспозицию. Да и на сколько? На день? На неделю? Музейные сотрудники такой хай поднимут, выговором не отделаешься. Действовать можно было только наверняка. Быстро и напористо, рассчитывая исключительно на эффект неожиданности. Хорошо, хоть с каминными часами есть какая-то ясность. Впрочем, так и неизвестно, что там за «девочка» спрятана.
— Эх, сейчас бы борща горяченького или пельмешек, — мечтательно вздохнул лейтенант, извлекая второй гамбургер из упаковки. — Помните, Антон Васильевич, как мы в «Северянине» сибаритствовали?
Антон не ответил, увлечённый происходящим на экране. Трое мужчин, тужась и беззвучно матерясь, волокли по фойе причудливой формы секретер. Наконец, они пристроили его на свободное место и выпрямились, вытирая со лбов испарину. Антон узнал всех троих. Одним из грузчиков оказался Костя, вторым — пожилой садовник Данилыч, третьим — охранник Славка Фролов, бывший подозреваемый.
Все трое принялись что-то весело обсуждать, кивая на секретер. Садовник вынул из кармана сигареты — и грузчики немедленно отправились из фойе на свежий воздух, сразу же исчезнув с экранов.
— Сегодня привезут контейнер, — с чувством произнёс лейтенант. — Погрузят в него всю эту барахолку и тю-тю.
— До погрузки мы ждать не будем, — заверил Антон.
— А если мы снова лоханёмся, Антон Васильевич? — озабоченно спросил Болтухин. — Меня тогда в Питере начальство и пацаны на ремни порвут.