Золотая дуга
Шрифт:
Последнее извержение произошло лет пятьсот назад. Ламутские и юкагирские предания повествуют о дыме и пламени, вырвавшихся из земли. Долина Каменной реки считалась у юкагиров Обиталищем злых духов.
Фантастическим видением разноцветный кратер скрылся на горизонте. Подлетаем к Большому Анюю. Вершины Центральной Чукотки приблизились. Среди них одинокими островами вздымаются высокогорные узлы — Олойский, Яблонский, Анадырский. Они венчают «крышу» Чукотки. Высокогорья спадают широкой ступенью «покатей» в межгорную котловину, где изгибается Большой Анюй. В долинах этих «покатей» найдены богатые россыпи. Здесь расположилась вторая золотая цепь анюйских
Зимник, идущий с Зеленого мыса, не оканчивается в Билибино. Отсюда он разветвляется длинными щупальцами в верховьях Малого Анюя на Большой Анюй — к Баимке и Орловке, на север — к берегам океана. По этим зимникам проходят пока только мощные санно-тракторные поезда.
Самолет прижимается к облакам — последний прыжок. Совсем близко Олойский Высокогорный узел. На склонах сопок повсюду белеют ковры ягельников. Вот и приток Омолона — Олой. Его глубокая долина, поросшая лиственничной тайгой, скрывается в ущельях высокогорья. Но я знаю: там Олой внезапно разветвляется могучей пястью широких безлесных долин, приподнятых к небу. Когда мы вышли с оленями в верховья Олоя, преодолев анюйские дебри, перед нами открылась благословенная страна наледей, прохладных озер, быстрых речек и зеленеющих альпийских трав: Здесь не было комаров и олени, истомленные дальним походом, спокойно паслись.
Самолет почти касается крыльями ребристых вершин. Влетаем в облака, закутавшие горную цепь Уш-Урэкчэн. И вдруг вырываемся на солнечный простор. Море света заливает кабину. Хочется выбраться наружу и парить, раскинув руки, в солнечном просторе. Внизу сине-зеленая чаша огромного межгорного Омолонского понижения. Плоское дно его в густой тайге. Вдали блестят могучие плесы Омолона, а за ними толпятся знакомые вершины Синего хребта…
Последняя страница
Наконец-то… родная земля Омолона! Крутятся синеватые дымки. Как много их. Целый поселок на месте где стояли наши одинокие хибары.
Просторные светлые улицы заросли мягкой муравой, лиственничные рощицы делают их нарядными, у домиков интерната струится протока Омолона. По всему горизонту, куда ни глянь, — голубоватые хребты Омолонских сопок. Небо ясное, чистое, как в Средней Азии. Вдыхаем душистый запах чозений и тополей, расцветающих на островах теперь уже не во сне, а наяву.
По дороге в контору совхоза разговорились с Пестовниковым. Совхоз «Омолон» передали в подчинение Билибинского района, и Владимир Сергеевич прилетел принять на учет партийную организацию. Недаром мы потрудились, прокладывая сюда первые пути. Омолонский совхоз стал крупнейшим оленеводческим хозяйством Севера. Теперь в хребтах Омолона пасется тридцать пять тысяч оленей.
— Читал вашу книгу, — улыбается Пестовников, — целую ночь путешествовал в дебрях с вашими отчаянными ребятами. Открыли вы на Омолоне пастбищное чудо. Не так давно землеустроительная экспедиция подсчитала — пастбища омолонского совхоза вместят сорок пять тысяч оленей! Ох, как нужны они нам сейчас… Не надо тащить консервы с материка, за тридевять земель. Омолонцы по знакомому пути подгоняют «мясо на ногах» к золотому Анюю. И не только к Анюю. Хотите, через пару дней полетим на вертолете к геологам? Они открыли золото в горах Омолона. По следам ваших героев. И притом богатое. Строим целый прииск…
Не ожидал я так быстро встретиться с друзьями — героями своей повести. Ведь все они работали
Тискаем друг друга в объятиях. Знакомлю Ксану с главным героем книги. Он возмужал. Но в черных волосах ни сединки. Смуглое лицо бее морщин. Глаза все такие же — продолговатые, темные, живые — красивые.
— Слышим по радио — летаешь кругом, будто нет Омолона, — смеется Илья, — совсем потерялся… сильно скучаю без тебя… всегда вспоминаю…
На усадьбу Илья выбрался случайно — приехал за путевкой и вылетает с завтрашним почтовым самолетом в Магадан и дальше на горячие ключи в санаторий Талая.
— Совсем устали ходить, — хлопает по ногам Илья, — болят, ноют, лечить просят… Простыл однако: тринадцать суток искал оленей в пургу — после стали болеть…
— Вон там наш дом, — указал Илья на голубые вершины Уш-Урэкчэна, — постоянный участок. Летуем там, зимуем в лесах у подножия гор. Дом в лесу для бригады будем строить. А в ущельях Уш-Урэкчэна хотим изгородь делать — держать оленей в тёмные ночи. Очень хитрый, очень умный олень, умней, чем мы с тобой, — смеется он, — трудно укараулить. Все вспоминаю, когда по знакомой тропе на Анюй кочуем…
Илья каждый год совершает далекий путь — уводит с Омолона многотысячный товарный табун оленей для сдачи на мясо золотым приискам Анюя. Только разговорились с Ильей, смотрю идет человек, приглядывается к нам, подымая орлиный нос.
Лицо коричневое, широкое, скулы блестят, поседевшие волосы коротко острижены. И вдруг — смеется:
— Ни-ичего себе! Прилетел, все-таки не забыл…
— Гаврила! Старый бродяга!
Гаврила, Ноговицын — ветеран совхоза. Он пришел вместе с нами на Омолон из Якутии с крошечным приемным сыном Васей Винокуровым. Ноговицын — настоящий землепроходец, он остался на Омолоне, искрестил маршрутами все его хребты. Женился на сестре Ильи Курилова, был бригадиром, а когда умерла его суженая, выбрал беспокойную должность, стал кольцевиком — связным пастушеских бригад. Гаврила вечно в пути, помнит каждую тропку в хребтах. Его с нетерпением ждут в бригадах, он привозит почту и последние новости.
Васю Винокурова Гаврила когда-то держал строго, по якутскому обычаю, не скупился на подзатыльники: приучал уважать труд. Теперь Василий один из Лучших молодых бригадиров омолонского совхоза.
Шагаем плечо в плечо под теплым солнцем Омолона: три мушкетера, встретившиеся двадцать лет спустя. В руках Ильи пастушеский посох, глянцевитый от долгого употребления, почище доблестной мушкетерской шпаги.
Расспрашиваю о друзьях. Константин Ходьяло, ветеран первого, похода на Омолоне, стал заслуженным бригадиром совхоза. Его бригада постоянно брала переходящее Красное знамя. Константин Евловский, мой верный товарищ, много лет был директором омолонского совхоза и превратил его в мощное оленеводческое хозяйство.
— Теперь директорствует вон там, — говорит Илья, указывая на голубеющие вершины Синего хребта, — в совхозе «Буксунда». Орден получил.
— Здорово! Выходит, все герои книги собрались вокруг своего Омолона…
На следующее утро проводили Илью в Магадан. В полдень, когда развеялись облака, Гаврила провожал нас. Мы улетали на вертолете в пастушеские бригады, кочевавшие в верховьях Олоя. В этом полете я показал Ксане громадные наледи, похожие на щиты глетчеров, голубые прохладные озера, долины, сплошь заросшие рододендронами с дивными душистыми цветами, пережившими на Омолоне ледниковый период.