Золотая голова
Шрифт:
— В Камби Форчиа считали императорским агентом.
— Это хорошо, — спокойно произнес он. Так и виделось: ему сообщают, что после смерти Нортии Скьольд распространился слух, будто она была императорской ищейкой, и он роняет: «Это хорошо». Поскольку данный слух скрывает его истинные цели. Приятная перспектива. Кстати, об этих целях я так ничего и не узнала.
Гейрред Тальви о чем-то раздумывал. Он был, если отвлечься от наших деловых отношений, вполне недурен собой, если бы не было в нем чего-то холодного, отталкивающего, чего словами не опишешь. Черты правильные, хотя и резкие, хорошая посадка головы, карие глаза с золотыми зрачками… Что до возраста его, то он был определенно старше меня, но я бы затруднилась сказать насколько — правда, и в отношении моего
«Служба твоя исполнена, гуляй на все четыре стороны». Но к тому, что он сказал, я была вовсе не готова.
— Сегодня мы пойдем с тобой в гости… — Вид у меня был еще тот, и он с иронией завершил фразу: — … в один приличный дом.
— Какие еще гости? От меня же несет, как от конюха! (Говорил про «воняет тюрьмой», так терпи и дальше. )
— Ничего. Помоешься, переоденешься… Надеюсь, управишься без горничной. Здесь вообще мало прислуги. — Последняя фраза прозвучала крайне двусмысленно, ее можно было истолковать так, что к прислуге отношусь и я.
— Как скажешь… — Я многое могла бы добавить. Насчет того, что позову его вместо прислуги. Или, наоборот, не позову. Возможно, потому что он чего-то подобного от меня и ждал.
Короче, беседа свелась к обмену мелкими колкостями. О том, что произошло на площади Розы, и о моих видениях не было сказано ни слова. Но если Гейрред Тальви был хорошим игроком в молчанку, то я — мастером игры.
Однако когда я прошла в соседнюю комнату, оказавшуюся спальней, где меня уже поджидала лохань с водой, и обнаружила разложенную на кровати одежду, то выяснилось, что на ближайший вечер мне вряд ли предстоит выступать в роли прислуги. Платье, предназначенное мне, скорее подходило даме из общества — богатой горожанке или представительнице дворянства мантии, — собравшейся с визитом. Оно было совершенно новым и отнюдь не старомодным. Из темно-синего атласа, с длинными простеганными рукавами, жемчужными пуговицами на лифе, широким кружевным зубчатым воротником и такими же манжетами. Еще лежали там темный бархатный плащ и шелковые чулки. А на ковре стояли туфли из тех, в которых по улице лучше не ходить. Сотрутся. На туфли я посмотрела с сомнением. Они выглядели слишком тесными. Но когда я их примерила, пришлись по ноге. Да и платье — по фигуре. Какая любезность. Кто-то не побрезговал снять мерки с моего барахла, оставшегося в Тальви. А ведь я так и не увидела более своего старого платья, приехавшего на моих плечах из тюрьмы и унесенного госпожой Риллент, и думала, что его сожгли.
На столе нашлось зеркало, серебряная щетка для волос и еще кое-какие дамские принадлежности. Волосы я вновь прикрыла косынкой, но не той, в которой шлялась в Камби, а кружевной, крепившейся на лбу фероньерой с крупной жемчужиной. Жемчуга, говорят, без вреда для себя могут носить только женщины, родившиеся под знаком Луны. Что до меня, то я, во-первых, не знаю, под каким знаком я родилась, а во-вторых, доселе жемчуга, равно как и другие драгоценности, носила только к скупщикам.
Довершил мой туалет левантийский кинжал, который я уместила за корсажем. И еще раз порадовалась, что не послушала Ренхида и не взяла сандедею — та за корсаж ни за что бы не вошла, или понадобилась бы кормилицына грудь.
А горничная мне сроду не бывала нужна. Насколько я помню, посторонней помощью при одевании-раздевании с тех пор, как вышла из младенчества, я воспользовалась лишь в тюрьме — когда на меня надевали кандалы, а потом снимали их. Так что к возвращению Тальви я успела не только помыться, одеться и причесаться, но и осмотреть, помимо предоставленной мне комнаты, еще и пустующий кабинет.
Тальви тоже переоделся. Его костюм выглядел как мужская версия моего, только застежки на нем были не жемчужные, а серебряные. Моему внешнему виду он не выразил ни одобрения, ни порицания, только заметил:
— Ты быстро собралась.
— Да. Можно было бы и почитать на досуге. Странно, что при таком обилии книг в замке здесь не видно ни одной.
— Это не мой дом, — снизошел
Любопытно. Такой богатый человек, как Тальви, должен бы иметь в Эрденоне собственный дом. Или он у него есть, но мне там не место?
Впрочем, времени для разговоров не оставалось. Мы спустились по лестнице, на сей раз к парадному входу, у которого нас поджидала карета. На козлах сидел Малхира — он приветственно взмахнул шляпой и весело улыбнулся. Похоже, его забавляло, что каждый раз он видит меня в новом обличье. Неизвестный мне слуга распахнул дверцу кареты. Я поднялась внутрь с не слишком приятным чувством. Я вообще не люблю ездить в каретах, а последний раз это произошло, когда меня везли в узилище.
Тальви сказал:
— Я собираюсь представить тебя своим друзьям, так что к драке готовиться не стоит.
Он не вполне верно истолковал мой безрадостный вид. По правде, я предпочла бы добрую драку тем фокусам на площади, а где гарантия, что нечто подобное не ждет меня впереди? Гейрред Тальви — фокусник? Свежая мысль. Знавала я многих фокусников, магов и прочих шпагоглотателей и всегда легко распознавала их трюки. Здесь — нет. Так и до колдовства додуматься недолго. Чушь. Не верю я в колдовство.
Уже темнело, редкие фонари на улицах бросали рассеянный свет, распознать дорогу было трудно. Если придется удирать, при моем знании города, точнее, при его отсутствии, придется туго.
Карета остановилась. Тальви помог мне выйти (войти — не помогал). Мы были у парадного входа неизвестного мне дома — здесь, правда, не было известных мне домов. В полумраке видны были затеняющие вход платаны и лепные здоровяки по обеим сторонам двери — кучерявые бороды до пупков, разлапистые листья на причинных местах.
Тальви подхватил меня под руку, и мы вошли. Он отпустил меня в передней, когда лакей принял у нас плащи, но лишь на миг, и так цепко, уверенно ввел в комнату, где за длинным столом сидело несколько человек. О нас не докладывали — или здесь это не было принято, или Тальви был жданным гостем. Он четко произнес:
— Разрешите, господа, представить вам молодую даму, находящуюся на моем попечении, — Нортию Скьольд.
Собравшиеся оторвались от столовых приборов и обратили взоры в нашу сторону. И взоры эти были таковы, что я подумала — если это друзья, то врагов можно совсем не иметь.
Их было пятеро, все мужчины. Одного из них я знала — это был Хрофт Бикедар, щербатый красавчик. Он-то, надо полагать, и насвистел остальным, что я из себя представляю.
Тальви не выпускал моей руки, желая то ли поддержать меня, то ли поддеть окружающих. Последнее вероятней. Свою привычку издеваться над людьми мой работодатель явно мною не ограничивал. Так же, как слугами и приближенными. Все присутствующие были дворяне и, клянусь вороном Скьольдов, собрались здесь не для времяпровождения с девицами сомнительного толка. А им устроили небольшой сюрприз. Провели мордой по забору, как говорят в Свантере. Тальви выжидал. Наконец, один из сидящих — хозяин? — кивнул, и мы направились к столу. Тальви придвинул мне стул, и тот, кого я отождествила с хозяином, хлопнул в ладоши. Мне принесли прибор. Это была единственная любезность, которой я удостоилась. Хотя мое имя было объявлено во всеуслышание, мне представиться никто не подумал. Но все косили в мою сторону — возможно, любопытно было, как такая особа, как я, управляется с ножом и вилкой. Тут они ничего увлекательного для себя не увидели, по этой части я в свое время прошла хорошую школу. (Но, откровенно говоря, с ножом я лучше управляюсь в других обстоятельствах. ) Ужин был так себе — удивительно, как можно разбаловаться за две недели, отвыкнув от тюремных харчей! Я потихоньку поклевывала куропатку в ореховом соусе (слишком горьком), поскольку за весь день ничего не ела, присматривалась и прислушивалась. Не знаю, чего добивался Тальви, но пока мое присутствие гостям ощутимо мешало. Разговор велся обиняками, упоминалось «здоровье означенной особы», «известные вам друзья», «беспокойный родственник» и все в том же духе.