Золотая голова
Шрифт:
Он стоял у двери часовни, прислонившись к стене, и шумно дышал.
— Что случилось, отец Нивен? Вы не больны? Его набрякшие веки приподнялись, он слабо махнул рукой.
— Нет… просто устал… Но мне нужно переговорить с вами… сударыня… Возможно, это важно.
Я оглянулась, окинула взглядом коридор. Мойра, сообщившая мне о прибытии священника, не отстала от меня и жалась у лестницы.
— Все-таки лучше сначала сесть… И выпить чего-нибудь. — Вот незадача, куда его позвать? Липовая из меня хозяйка замка. Со священником пристало
Прежде чем убежать, служанка бросила на священника стесненный взгляд, и от меня не укрылось, что и он несколько смутился. Что это там за тайны Фьялли-Маахис? Впрочем, вряд ли это мое дело.
Отец Нивен вздохнул и, отлепившись от стены, пошел за мной на террасу. Мойра обернулась удивительно быстро и, не успели мы сесть, догнала нас с подносом, принесенным с кухни. Я махнула ей — ступай, мол, и собственноручно поставила перед священником тарелки и налила вина. Помимо прочего, мне было интересно, примет ли он от меня угощение.
Он принял. Но, отпив вина, поставил серебряную кружку на стол и вздохнул. Собрался с силами.
— Сегодня утром через деревню проезжал один торговый агент… и привез новости из Эрденона… — Он прервался. Искоса посмотрел на меня.
— Я слушаю вас, отец Нивен.
— По смерти… его светлости… господин Тальви без боя занял Эрденон.
Итак, Тальви удалось осуществить свой замысел. И удивительно легко. Мне следовало радоваться, что все обошлось без кровопролития и потрясения основ. Но вместо этого возникло странное сосущее чувство, словно в преддверии дурных вестей.
— Значит, он в Эрденоне.
— Вовсе нет. — Священник поднял на меня удивленные светлые глаза. — Он выступил в Бодвар.
— В Бодвар? Зачем? Он же не имеет никакого значения? — Я чуть было не брякнула «стратегического», но удержалась — нечего ломать из себя великого стратега и тактика.
— Ах да… вы еще молоды, вы не помните. Герцога можно провозгласить только в Бодварском замке. Таков обычай.
— А Эрденон оставлен на произвол судьбы?
— Почему же? В Эрденоне наместником господин Руккеркарт.
Руккеркарт? Ну да, это же Альдрик. Друг Без Исповеди в роли наместника Эрденона… что ж, это не самое худшее, что можно представить. Но то, что Тальви покинул Эрденон, мне не понравилось. Совсем не понравилось.
— А что делает граф Вирс-Вердер? И Нант… то есть Дагнальд?
— Про это торговый агент ничего не сказал.
Это понравилось мне еще меньше.
Отец Нивен нервно побарабанил пальцами по столу.
— Я вот что хотел спросить… не получали ли вы каких-либо известий… помимо?..
— Нет.
— Нет?
— Если бы в замок приезжал гонец, он бы не смог миновать вашей деревни.
Священник, видимо, никак не мог правильно расценить мои слова — то ли как проявление несусветной скрытности,
— Отец Нивен, — сказала я. — Похоже, вы неверно понимаете мою роль в жизни владельца этого замка. Она не столь важна, как представляется со стороны.
Он допил вино. Примерился к копченой гусиной ножке, подумал и ухватил ее. Я взяла с другой тарелки яблоко и разломила его пополам.
— Я думал, что господин Тальви пришлет за вами, — неожиданно произнес он.
— Чтобы я торжественно въехала в Бодварский замок? Или в герцогский дворец в Эрденоне? И я бы стояла рядом с Тальви, когда он получал из рук архиепископа герцогскую корону, или хотя бы смотрела на это с балкона, как подобает даме сердца? Вы действительно так думали? Бросьте, отче. Это я — дама? Вы знаете, кто я и откуда Тальви меня привез. Не может быть, чтоб не знали. Удивляюсь, как вы еще сидите со мной за одним столом.
— Кто я такой, чтобы судить вас? — тихо сказал он. Я вспомнила взгляд, которым он обменялся с Мойрой. Но больше он ничего не добавил, а я не спрашивала. Он ожесточенно принялся грызть копченую гусятину, но две половинки яблока передо мной так и остались нетронуты. — И вот еще что… — Он вытер пальцы прямо о сутану. — Как вы считаете, будет ли уместно отслужить молебен в замковой часовне?
Я думала совсем о другом, и вопрос его сбил меня с толку.
— Какой молебен?
— Благодарственный. — Он поднял брови. Кажется, я произвела на него не лучшее впечатление, проявляя последовательно невежество, тупость и отсутствие благочестия. Последнее сейчас усугубится.
— Нет, мне не представляется это уместным. Можете считать меня суеверной, но я не стала бы возносить хвалы, пока не получу более достоверных сведений. — Он кивнул. Такое объяснение было ему понятно. Не поручусь, что он не творит порой знаки от сглаза. — Но будет правильней, если вы помолитесь за Гейрреда Тальви в своей деревенской церкви. Хотя бы за обедней.
— Я и так всегда его поминаю. Он — наш благодетель. — Отец Нивен запнулся, видимо, не зная, как выразить свою мысль. Не подлежало сомнению, что Тальви взял под свою опеку и церковь и пастыря, так же, как несомненно было его маловерие. Однако, раз отец Нивен даже меня судить не решается, маловероятно, чтоб он смел осуждать патрона. Не найдя нужных слов, он смущенно закончил: — Хотя вряд ли бы он меня об этом попросил.
— Об этом прошу я. И за себя тоже. — Не знаю, почему у меня это вырвалось. Всегда привыкла дела свои с Господом улаживать сама.
Он подождал немного — не пойду ли я дальше, не попрошу ли об исповеди. Не дождался. Впрочем, может, он ждал от меня каких-то более весомых предложений. Денег. Или вина…
— Еще выпьете, отец?
— По последней… и благодарю вас. — Пил он явно из вежливости, и, каковы бы ни были его тайные пороки, служение Бахусу к ним не относилось.
— Уже уходите?