Золотая Кастилия (сборник)
Шрифт:
Когда все собрались в зале совета, Монбар встал и, прежде чем кто-нибудь успел произнести хоть слово, решительно заговорил.
— Братья, — произнес он своим звучным голосом, — я созвал вас на свой корабль, потому что с такими людьми, как вы, надо приступать прямо к делу и говорить все как есть. Я не хочу от вас скрывать, что успеху нашей экспедиции угрожают многочисленные затруднения. Испанцы, узнав о взятии Маракайбо, успели подготовиться к встрече с нами; они удалились сюда, чтобы блистательно отомстить за прошлые поражения. Их солдаты многочисленны и привыкли к войне, начальники опытны и поклялись умереть, но не сдаться. У них много пушек большого калибра и, конечно, полно снарядов.
Эти слова, произнесенные твердо и решительно человеком, которому они доверяли больше всех, произвели на флибустьеров необыкновенное действие: в них вновь пробудились те сильные страсти, увлечение которыми в конечном счете решало их успех. Трепет гнева пробежал по рядам флибустьеров, пыл сражения, надежда на поживу засверкали в их глазах. Монбар понял, что выиграл дело и что власть его над умами товарищей по-прежнему велика.
Не желая дать остыть этой восторженности, которой польза дела требовала воспользоваться как можно скорее, он отдал приказ немедленно браться за оружие.
— Вперед, братья! — закричал он громовым голосом. — Если я паду во время этой битвы, отомстите за мою кровь кровью испанцев. Но тот из вас, кто поколеблется или отступит, пусть знает, что он трус, недостойный жить среди нас, и будет умерщвлен моей рукой. К оружию, братья, к оружию!
— К оружию! К оружию! — закричали флибустьеры, размахивая кинжалами.
Эти крики, подхваченные всем флотом, довели до неистовства пыл и восторженность флибустьеров.
На восходе солнца пятьсот человек, каждый вооруженный только короткой саблей, парой пистолетов и тридцатью патронами, высадились на берег. Это были люди, тщательно отобранные среди экипажа флота. Ступив на берег, они обнялись как люди, которым не суждено больше увидеться, после чего решительно пустились в путь.
Вел их бедный испанец, захваченный в Гибралтаре, которого надежда на богатую награду привлекла на сторону флибустьеров. К несчастью, этот человек не знал распоряжений, отданных губернатором, а сведения, доставленные Шелковинкой, были недостаточны. Монбар скоро убедился в этом.
Проводник привел флибустьеров к дороге, проложенной в овраге, но они увидали, что идти по ней невозможно. Дорога эта там и здесь была покрыта широкими ямами с острыми кольями. Они вынуждены были возвратиться и попытаться пройти в обход через лес; но их остановили другие препятствия, воздвигнутые самой природой. Тем не менее им все же удалось приблизиться на ружейный выстрел к окопам испанцев. Внезапно земля начала уходить у них из-под ног и они увязли по колено в вонючей тине; в ту же минуту шесть пушек принялись осыпать их картечью.
Однако ничто не могло остановить их; они продолжали продвигаться вперед с решимостью, способной испугать самых храбрых солдат.
— Проходите через нас, победа за нами! — кричали флибустьеры, которые падали, изувеченные, на грязную землю. — Вперед,
Наконец флибустьерам удалось пройти это страшное болото, ноги их стали на твердую почву, мужество удвоилось. Они уже думали, что преодолели самое главное препятствие, когда вдруг из глубины чащи, окружавшей их, раздался страшный залп. Батарея в двадцать пять пушек загремела сбоку от них.
Самые храбрые были мгновенно убиты, другие колебались и не смели идти вперед; ужас сообщился всей колонне. Батарея усилила огонь, ветер смерти пронесся над головами флибустьеров, ряды их смешались, и масса нападавших в беспорядке отхлынула к болоту.
Если быстрая помощь не подоспеет к флибустьерам, они погибнут, и победа останется за испанцами.
Но Монбар уже здесь. Он видел все. В сопровождении Филиппа, Мигеля Баска, Тихого Ветерка, Пьера Леграна, Питриана, Олоне и еще сорока своих товарищей, решивших победить или умереть, он сумел пробиться сквозь огонь батареи, не будучи ранен. Прежде чем его успел накрыть залп картечи, он бросился в сторону и добрался до редута.
Но как идти на приступ без лестниц? Он заплатит жизнью за свою смелость. Филипп что-то шепчет ему на ухо, Монбар улыбается. Флибустьеры поворачиваются и бегут назад с громкими криками. Испанцы, уверенные, что имеют дело с испуганными остатками расстроенного отряда, теряют благоразумие, увлеченные азартом битвы, выбегают из своих окопов и со шпагами в руках устремляются на своих ненавистных врагов.
Внезапно картина резко меняется; именно этого и ждал Монбар. Флибустьеры оборачиваются, и начинается ужасная схватка.
Испанцы, столь же храбрые, но не столь искусные, как их противники, в рукопашной битве, где сабля и кинжал — единственное оружие, хотели вернуться в свои укрытия, тем более что артиллерия не могла бить по этой смешанной массе иначе, как убивая и друзей и врагов.
Никто не ждал пощады; кровь лилась потоками, сражение перешло в бойню.
Франкер заметил, что артиллерийский огонь редута утих. Он собрал вокруг себя Береговых братьев, короткой, но пламенной речью воскресил их мужество и привел на помощь Монбару. С этого момента победа окончательно перешла на сторону флибустьеров, и они ворвались во вражеские укрепления по груде мертвых тел.
Шестьсот солдат и жителей Гибралтара нашли смерть в этой битве, остальные сдались и были безжалостно убиты победителями.
Монбар, которому покровительствовала непостижимая удача, не получил ни единой царапины. Но более шестидесяти флибустьеров заплатили жизнью за эту победу; еще сто двадцать человек, получив ужасные раны, также скоро скончались.
Гибралтар был вынужден сдаться.
XXIII
Монако
Дон Фернандо д'Авила по прибытии в Гибралтар снял очаровательный загородный домик на расстоянии нескольких ружейных выстрелов от города, но до такой степени скрытый в лесу, что нельзя было найти его, не зная, где он находится. Он запасся всевозможной провизией, роскошно меблировал дом, так как хотел, чтобы в случае нападения флибустьеров у его питомицы было надежное убежище.
Как только показался флибустьерский флот, губернатор поспешил под конвоем преданных слуг отвезти донью Хуану и ее кормилицу в этот дом, где они могли на время быть в безопасности, после чего возвратился на место сражения, на пост, выбранный им для себя, который, разумеется, был самым опасным, приказав, однако, своим доверенным слугам держать наготове оседланных лошадей — для того, чтобы в случае поражения обе женщины могли бежать в Мериду, куда он хотел отвезти их сам, если ему посчастливиться выйти из сражения целым и невредимым.