Золотая клетка для синей птицы
Шрифт:
Повинуясь требованию Деканозова-младшего, водитель остановил лимузин около газетного киоска. Диму здесь уже знали, он примерно раз в неделю скупал все имеющиеся газеты и журналы, что делало его чрезвычайно выгодным клиентом.
– Привет, Дима, – сказал ему пожилой киоскер, у которого уже была наготове стопка свежей прессы.
Мальчик погрузил газеты в салон лимузина. Ему нужно тайно пронести их в свою комнату, впрочем, это не составит труда, отец вряд ли вернется раньше полуночи. Деканозов никогда не лазил по ящикам в столе Димы, поэтому ему нечего бояться, что отец наткнется на газеты.
– Куда теперь,
Дима задумался. Ему хотелось снова оказаться в интернет-кафе, полазить по всемирной паутине, но с этим можно подождать и до следующей недели. Он давно не навещал мамину могилу.
– Как всегда, на кладбище, – сказал Дима. Он разворошил пачку журналов. Дима научился ориентироваться в большом разнообразии российской прессы. Некоторые издания он только просматривал, другие же тщательно штудировал. Вот очередной выпуск еженедельника «В зеркале власти», его он видел сегодня на столе у отца, тот в гневе смял одну страницу. Значит, опять опубликовали про него что-то нелицеприятное. И, увы, правдивое.
Дима развернул еженедельник. Большая статья о махинациях в концерне «Парацельс». Дима углубился в чтение. Каждое слово оставляло след в его душе, он не мог вынести, что кто-то так язвительно и с издевкой пишет об его отце. Но еженедельнику «В зеркале власти»«можно доверять, они не станут распространять непроверенные слухи или что-то выдумывать.
Светлана Ухтомина, Дима обратил внимание на имя и фамилию журналистки. О ней он много читал и слышал. Она считается одной из лучших журналисток в России. Ей можно доверять.
Тем временем лимузин подкатил к воротам кладбища. Подхватив корзину с цветами, Дима в кресле порулил к могиле матери. Раз она любила отца, значит, он не может быть таким монстром, каким изображают его в средствах массовой информации. Дима и не подозревал, что его мать жива, а эта могила неизвестно чья.
Он положил розы на заснеженную землю, прикоснулся рукой к фотографии молодой и красивой женщины, которая скорбно улыбалась ему с гранитного надгробия.
Светлана Ухтомина сошла с поезда, который стоял в Усть-Кремчужном всего три минуты. Она очутилась на перроне крошечного вокзала. В лицо ударил колючий ветер, здесь было никак не менее тридцати градусов мороза, и она не пожалела, что взяла с собой шубку.
– Светочка, – услышала она чей-то голос и обернулась на зов. К ней спешила пожилая, облаченная в каракулевое манто женщина, за которой семенил невысокий бородач. – Вы ведь и есть Светочка Ухтомина? – спросила женщина, улыбаясь. Ее лицо, открытое и доброе, сразу понравилось Свете.
– Да, – ответила она. – А вы, если не ошибаюсь, Нина Афанасьевна и Григорий Иванович?
– Точно, точно, – защебетала женщина, вцепилась в чемодан Светы и, повернувшись к супругу, произнесла: – Гриша, ну что ты стоишь, как истукан, или думаешь, что наша гостья будет сама тягать эти тяжести?
Ее супруг, поздоровавшись со Светой, подхватил чемодан и сумку, и они двинулись к подземному переходу. Через несколько минут они оказались на привокзальной площади, где фырчали автобусы.
– Рады приветствовать вас в Усть-Кремчужном, – сказала Нина Афанасьевна, взяв Свету под локоть. – Прошу вас, смотрите под ноги, у нас так скользко. Я бы не хотела шлепнуться, да и вам это ни к чему!
Крупная
Геннадий Петрович, понимая, что отговорить дочь от поездки не получится, приложил максимум усилий и сумел договориться о том, чтобы Светлана жила не в гостинице, а в семье Григория Ивановича Ватутина, который тридцать лет назад возглавлял следственную бригаду по факту убийства Оксаны Винокуровой.
Григорий Иванович, молчаливый бородач, и его не в меру говорливая супруга, похожая на сдобную булочку с изюмом, сразу же откликнулись на эту просьбу и с уральским радушием встретили московскую журналистку. Они знали только, что Светлана приехала в Усть-Кремчужный, чтобы ознакомиться с делом Оксаны, и Григорий Иванович обещал всемерно ей помочь. Благо, что он уже много лет являлся пенсионером, ему нечего было делать, кроме как предаваться воспоминаниям и ворошить давние истории.
– В машину, быстрее в машину, – скомандовала Нина Афанасьевна. Ватутина указала на старенькую сизую «Волгу», которая была припаркована недалеко от вокзала. – Сейчас домой, обедать, приводить себя в порядок и отогреваться. А то у вас нос посинел, Светочка! А завтра с утра, если у вас будет желание, мы покажем вам наш Усть-Кремчужный. Не такой большой, как столица, но мы его очень любим. Правда, Гриша?
Григорий Иванович, садясь за руль, буркнул что-то невразумительное. По всей видимости, за многие годы брака он успел смириться с тем, что тон в их семье задавала энергичная жена.
– Ехать нам всего пятнадцать минут, мы живем поблизости. Да и городок у нас небольшой, только один трамвай и три автобусные линии, – рассказывала Нина Афанасьевна, взявшая на себя обязанности гида-экскурсовода. – Как добирались, Светочка?
Ухтомина отвечала на многочисленные вопросы Ватутиной. Ту интересовало буквально все, а вот ее супруг, насупившись, молчал и сосредоточенно вел машину. Почему такая реакция? Григорию Ивановичу не нравится, что она сюда приехала и остановилась в его квартире? Вряд ли, его жена так и исходит восторгом по поводу визита знаменитой журналистки. Или он недоволен тем, что Светлана сует свой нос в старое дело об убийстве. Ведь именно Ватутин три десятилетия назад вынес окончательный вердикт – убийцей является Федор Таранцев, который погиб во время пожара в собственном доме. И вот появилась она, непонятная особа из столицы, которая, очень может быть, собирается опровергнуть этот вывод.
– Приехали, – провозгласила Нина Афанасьевна, когда «Волга» затормозила около серой пятиэтажки. – Гриша, помоги нам с чемоданами, а сам поставь машину в гараж. Мы, Светочка, живем на последнем этаже. Вы не представляете, какой это ужас. Этим летом протекла крыша…
Слушая бесконечные причитания Ватутиной, Светлана отправилась вслед за ней в подъезд.
Они поднялись по грязноватой лестнице на последний этаж, остановились перед железной дверью зеленого цвета. Ватутина вытащила ключ, отомкнула замок и, пропуская гостью вперед, произнесла: