Золотая книга романов о любви для девочек

Щеглова Ирина Владимировна

Эх, все предусмотрено, все продумано.

Но ничего. Я вам, буржуям, еще насолю. Все только начинается.

Самое обидное, что нужной злости у меня сейчас не было. Обычно, если я разозлюсь, разволнуюсь, обижусь на какую-нибудь несправедливость, – у меня такой кураж разыгрывается! Я горы свернуть могу! А тут что-то никак. Нужной злости на угнетателей я никак в себе вызвать не могла. Задор куда-то делся. И я не стеснялась, нет! Я даже не боялась того, как со мной родители и бабка обойдутся, если недовольные дачники посреди

лета съедут из нашего коттеджа. А ведь это будет ужас что…

Понеслась вкусная еда. Хотелось навалиться и сожрать все, что на столе было. Но я делала вид, что обожрамшись мы уже, барыня, – кое-как, с видимой неохотой кусала какой-то коржик, поковырялась в желе, дрожавшем в красивой одноразовой формочке, выкидывать которую – просто свинство, потому что она выглядела, хоть и пластиковая, а как хрустальная. Я жутко злилась на жильцов, когда приходилось такие красоты в мусоре находить. Но куда девать подобное имущество, тоже не знала. Не коллекционировать же?

– Варвара, пожалуйста, не сердись, что все так вышло, хорошо? – вдруг заявила маман.

И коржиком я все-таки подавилась. Но сделала вид, что нет. Наверное, мне это удалось.

– На что не сердиться-то?

– И прости нас. Меня.

И это все говорила королевских кровей Русланчикова мамаша!

Из стены возникли руки. Не пугайтесь – это глюки.

Вот так глюки…

– Ты смелая и умная девочка. – Речь из области фантастики продолжалась. – Это постыдная история. А люди, ты сама понимаешь, бывают глупы и жестоки. Поэтому я за всех тех, кто тогда тебя обижал, прошу прощения. «Тогда» – это чтобы ты сейчас не ерничала – это тогда, когда вас с Русланом схватили. Вот когда. Понимаешь?

– Конечно.

– Поэтому… – Гранд-дама-мама подошла ко мне, положила руку мне на плечо и заглянула в лицо. – Давай с тобой дружить тоже. Я таких, как ты, уважаю.

– Так я это… оторва! – вовремя вспомнила я и с вызовом посмотрела на маман. – И к тому же грубиянка. Да, можете убедиться.

– Исправим, – невозмутимо заявила мать Руслана.

– А зачем? Мне и так хорошо.

– Ну, тогда ладно. – Мамаша улыбнулась. – Может, оторва – это не так уж и плохо, а? Хочешь – оставайся и грубиянкой. Будем за тебя перед остальными друзьями просто извиняться.

– А зачем вам со мной дружить? Я не понимаю, – сказала я. – Честно.

Я честно не понимала. Но тетка эта, которая полтора центнера с гектара, мне все равно нравилась. Я пыталась найти подвох во всем этом. И не находила.

Пока.

Найду. Посижу еще и найду. Зачем ей нужна дружба с собственной прислугой, я не понимала.

– А зачем вам дружить с дочкой прислуги? Скажите. Только честно. – Я пристально уставилась на мать Руслана.

Сейчас или как-нибудь похвалит, или обидит. Ну, тогда держись… А вы, мои несчастные родители, прощайтесь с деньгами. То есть с дачниками.

Похвалила. Приятно. Вот так:

– Если человек что-то собой

представляет, то все равно, кто у него родители, – сказала мамаша. – А ты – личность. Оставайся такой. Хорошие манеры, конечно, никому не повредят. Но это тебе самой выбирать – иметь их или не иметь. А бедность или богатство – часто явления временные. И в том, что ты работаешь, нет ничего зазорного. Веришь мне?

– Верю.

– Ну и хорошо.

Маман протянула мне руку. Не для поцелуя. Для дружеского пожатия. И я руку пожала.

Правда, хорошая она тетка. Все-таки недаром она мне сразу понравилась.

Все это время Русланчик сидел, низко склонившись над чашкой, ерзал на стуле и улыбался, как праздничный тортик. Очень, видимо, был доволен, что мы с его родительницей замиряемся.

Оркестром нежных гномиковых инструментов за-играл на диване мобильный телефон. Гранд-дама элегантным щелчком открыла его.

– Сонечка! – радостно заговорила она. – Да, да, отлично!

В общем, через пару минут к дому подъехала машина, и в гостиной оказалась девушка Соня. С Лизкой.

Они тоже приехали, оказывается, меня поздравить.

– Лиза, Варя, помирились бы вы, что ли… – подтолкнула нас друг к другу мать Русланчика.

На душе у меня было такое праздничное добродушие, что я улыбнулась Лизхен, пожала плечами, развела руками, типа: «Да какие проблемы?! На раз помиримся! Делов-то!»

И все обрадовались.

Мы с Лизкой даже обнялись. Я похлопала ее по спине и шепнула на ухо: «Забирай!»

Но она не поняла. А я Руслана имела в виду: раз он ей нравится – пусть забирает. Он ведь хороший, как все здесь (вот что значит добродушное настроение!). Так что пусть она с ним отношения строит.

И я еще раз обняла Лизетту (сеструха ее чуть не прослезилась!) и уже громче зашептала: «Руслан совершенно свободен!»

Подарив Русланчика, я отлепилась от Лизки. И, отступив еще на шаг, встала себе в сторонке.

Лизкины глаза расширились. Она замотала головой.

И, раскрыв объятья, бросилась ко мне…

Мы обнялись, как старые подруги, вернувшиеся в пансион благородных девиц после долгой-долгой – в размере двухнедельных каникул – разлуки. Очумевшие зрители всерьез готовили носовые платки – такой трогательной сцены ни Руслан, ни его маман, ни Лизкина сестрица, наверное, никогда в жизни не видели.

А мы обнимались! И Лизка шептала:

– Да ты что?! Ты такая классная, такая вся крутая – воров гоняешь. Руслану со мной не будет так интересно…

– За-би-рай! – в самое ухо талдычила ей я. – Но, если он тебе не нравится… Тут есть на поселке одна девчонка, Натаха, она уже давно глаз на Руслана положила…

– Нравится! – Лизка уже собралась от меня отклеиться (ну, правда, сколько можно обниматься?), но снова прильнула к моей тушке и ощутимо больно похлопала по следам лупки ремнем. – Только ведь ему ты нравишься, так что…