Золотая лихорадка (др. изд.)
Шрифт:
Первое время на этом прииске Илья очень старался и мыл охотно, не жалея себя кайлил породу и катал тачки. Он знал, что Дуне хочется богатства, и старался для нее. Но теперь началась какая-то непонятная кутерьма, ему даже показалось, что у жены пропал всякий интерес к золоту. Что-то угнетало Илью, словно стерегла беда. Он все время помнил жену и все больше о ней беспокоился. Полиция его не пугала. Голова его занята была совсем другим, и никакая предосторожность не казалось
ГЛАВА 21
– Я говорила, что станет холодно и оздоровеешь! Вот и не бьет тебя больше, – улыбаясь во все круглое лицо свое, сказала сыну Дарья.
Долго лечила она Егора своими снадобьями и травами, обещая, что к осени ему полегчает, а зимой он станет таким же, как был. Сегодня первый холодный день.
– И кончилась твоя лихорадка!
– Золотая-то лихоманка! – сказал дед и спустил с печи белые ноги в портках в голубую елку. Крепки еще нога у старика. Тонки в щиколотке, но длинна ступня и узка. Стойко стоял Кондрат смолоду и теперь еще не валится.
А у племянников уж не та нога. У Татьяны все ребята толстопятые. От Кати тоже, наверно, будут толстопятые. Нога у невестки, однако, не ломкая. Плетеная бадья свалилась ей на лапу, она поплясала и пошла своей дорогой, с тачкой покатила, маленько все же похромала.
– Да, лихоманка золотая потрясла тебя! – Старик бога благодарил, что сын остался живой. Но немного злорадствовал в душе, при всей любви к Егору, что пробили ему плечо, больше в президенты не захочет, хватит, не наше это дело.
– Вот капуста постоит и скиснет как следует, и ударит мороз, тогда и встанешь. С брусникой-то капусту… В пост будешь здоровый. Люди кровь пьют, все мясом хотят удержаться. А со слабости нельзя много мяса, сердце его не переносит так хорошо. Пост и вылечит, – говорила мать.
Дуня прибежала в теплом оренбургском платке козьего пуха, в бархатном камзольчике, в яркой юбке. Сразу видно, приискателя жена. Завтра праздник, можно бабенкам языки почесать. Егор долго слышал их молодое гудение в соседней комнате.
– Уезжаю, дорогой сосед. Выздоравливай без меня! – сказала Дуня, взойдя к Егору.
– Куда же ты?
– К Илье!
– Опять на прииск… уж поздно. Не надо бы.
– Нет, поеду, что-то сердце вещает.
– Одна опять погонишь?
– Ребят возьму в Тамбовку.
– А непогода?
– Я не боюсь. Еще будут хорошие дни. А за день от Тамбовки дойду. Поеду, и все! Твоим следом, дяденька! Сперва к мамане поеду погостить, а не дождусь своего дорогого – поеду сама, может подхвачу…
– Непогода будет, – сказал Егор.
«Грудь
– Тут близко. Ребят полну лодку насажу. Разве впервые… И поедем к бабке Арине, в старую нашу Тамбовку…
Какой-то пароход загудел под берегом.
– Слышишь, пароход, – сказал Егор. – Иди-ка живо, может, возьмет.
Дуняша еще поговорила и ушла. Татьяна, смотревшая вслед ей, вдруг всплеснула руками.
– Смотри, Иван приехал!
С берега шагал рослый человек в шляпе и в теплой куртке, быстрый на ногу.
– Идет как на прошпекте, – молвил дед.
Иван встретил Дуню, остановился. «Видно, все шутит! Так и льется у него речь! За словом в карман не полезет».
– Что он там ей заливает? – сказала Таня. – Опять из Америки или откуда-то его принесло. Это он на своем пароходе.
– Торопится, казенных не ждет! – сказал дед. – По делам-то! Наездился, все, поди, проверить надо, сколько недоделано, растащили, поди…
Дуняша мягко и застенчиво склонила свою красивую голову в светлом платке. Они оба были хороши в этот миг над опустевшей рекой. Дуня приосанилась и поклонилась вежливо.
– Пошла! – сказала Таня.
Немного отойдя, Дуня побежала, как девушка, и видно было, что ей приятно, что она словно счастлива.
– Как коза поскакала, – сказал дед и пошел встречать Ивана.
– Здорово, Кондрат!
– Здравствуй, Иван.
– Где сын?
– Простреленный лежит.
– Че такое?
– Президентом выбирался, теперь не отойдет никак. Твой был совет.
– Кто же это хлопнул, там и хунхузов нету?
– Сам не знает. Нашелся хороший человек! Все уважали и слушались. А кто-то, видно, позавидовал. Он всех работать заставлял, даже сучки городские трудились, плакали, как он уезжал.
– Паря, народ врать научился.
– Пойдем к нам.
– Иду… Да это че за беда? А я-то думал, на Егора износа нет, и шкуру у него пуля не пробьет…
Иван стал скоблить грязные сапоги о железку, когда в сенях кто-то сказал ему:
– Надо будет, и твою шкуру пробьют!
Иван рассмотрел. Говорил Петрован, старший сын Егора. Вымахал детина под притолоку. Показалось Ивану, что он какой-то недобрый.
– Здравствуй, Петьша.
– Здоров, дядя Ваньша!
Таня проскользнула мимо.
– Чего пел моей подружке?
– Она спросила, откуда приехал.
– А ты че?
– Из Парижа.
– А она че?
– Смеется, читала! Как, говорит, съездил.
– А ты че?
– Я сказал, мол, сравнивать ездил, кто лучше. Только ее там вспоминал… А она надулась!